Братство Креста
Шрифт:
В стрекот барабанов вплелись гнусавые звуки баяна, десятки голосов заблеяли скачущую, неистовую песню, а подножие креста заслонил лес черных фигур. У Коваля сложилось ощущение, что он навечно прирос к полу, не в силах пройти внутрь, хотя, на самом деле, не прошло и трех секунд…
Теперь Артур заметил еще кое-что. За крестом, вдоль дальней стены располагались обломки сразу нескольких иконостасов и потемневшие от копоти картины с русскими святыми в полный рост. На причинном месте в досках картин зияли отверстия, и оттуда торчали такие же, зашкуренные, метровые члены. Черный, красный и покрытый прозрачным лаком…
Сегодня была очередь
Гостей заметили не сразу. Помимо бригады насильников, целая толпа в размалеванных рясах обступила распятие, а десятка два заросших гривами мужиков стояли на коленях на приступке импровизированного клироса. Полностью голые, но в масках, раскачивались и заунывно распевали молитвы. Несмотря на тоскливое звучание, они трясли бородами и кулаками отбивали ритм вслед за барабаном. Их тела так густо покрывала известка, что хор походил на сборище забинтованных манекенов.
Певчими руководила обрюзгшая старуха в засаленном клобуке, резиновом мясницком переднике и шелковых шароварах. Она отбивала такт на большом оркестровом барабане. Подле нее, на еловых ветках, притулился безногий инвалид с провалившимся носом и беспорядочно раздувал меха гармоники. Еще один престарелый персонаж Хичкока колотил палкой по ритм-барабанам; лишь половина его тела дышала здоровьем, обе же левые конечности висели, как проколотые воздушные шары, левый глаз выкатывался из орбиты, и рот не закрывался. От этого казалось, что оборванец задорно подмигивает окружающим.
У противоположной стенки, под заплеванной иконой Богоматери, колотились в падучей несколько пожилых женщин, закутанных в лохмотья, а поодаль, за низенькой загородкой, на коленях стояли мальчики. Такие же мелкие, как те, что в клетках снаружи. Дети были одеты, как маленькие капуцины, в рясы огненно-красного цвета, но на лице и на впалой груди у каждого светились три шестерки. Все мальчишки, распахнув глаза, раскачивались в такт барабану.
В жаровне, помимо ароматических веществ, несомненно плавился наркотик. Едва зайдя внутрь, Коваль ощутил гнетущую, сладкую духоту, сердце забилось быстрее, и в глазах защипало. А еще спустя мгновение, он с ужасом ощутил, как помимо его воли наступает половое возбуждение. Хор стонал, гармонь протяжно ревела, старуха отбивала шаманскую мелодию, из-под волчьих масок колдунов, смывая краску, градом катился пот.
В спину Артуру уткнулся Митя. Глаза великана заволакивало туманом, грудь судорожно вздымалась, ноздри хищно втягивали дурман. Нужно было действовать немедленно, пока оставались силы бороться с наркотиком.
— Белого брать живьем! — Артур ощутимо пихнул Карапуза в грудь и скользнул к жаровне.
Бердер в два прыжка достиг стола и прикончил троих насильников. Не успели их тела шмякнуться наземь, он уже был возле «хора». Даже в этот страшный момент Артур невольно залюбовался тем, как порхает учитель. При внешней обманчивой сложности — ни одного лишнего движения. Всё продумано так, чтобы одновременно вести рукопашный бой и мешать целиться удаленному противнику. Вот правая рука пошла от бедра вперед с зажатым клинком, спина прогнулась в стойке «садящейся на воду цапли». Один из белых манекенов схватился за горло.
Вот неуловимый взмах ногой, вращение на носке, а из сандалии торчат сразу два лезвия, по четыре дюйма каждое, и валятся, обливаясь кровью, еще двое. А пока правая рука тянет с пояса следующий нож, делается взмах левой, по ходу движения, и замолкает барабанный бой. Старуха, с клинком в глазу, поливает кровью свой инструмент. Часть голых певчих успела выкатиться за пределы юрты, но ничего, их там встретит Прохор…
Коваль опрокинул жаровню, перемахнул тлеющие угли и врезался в самую гущу Сынов, пытаясь определить Белого деда. К нему повернулись лица с утонувшими зрачками, из распахнутых ртов капала слюна, десятки босых ног отбивали ирландскую чечетку…
Он бил их, и они падали, бесконечно долго, поскольку все рефлексы были притушены, и даже смертельные раны не могли остановить танца.
Замолчали ритм-барабаны, справа и позади, как бешеный слон, трубил Карапуз, и хрустели чьи-то челюсти под его кулаками. Затем дикий вой принесся снаружи, сорвал с места шкуры, вырвал часть деревянных кольев, держащих свод. Это Прохор запустил Плевок Сатаны…
Кто-то вцепился в запястье Коваля зубами, не давая дальше рубить. Кто-то повис у него сзади на шее, но тут же, хрюкнув, осел наземь; а Бердер, метнув клинок, уже смотрел в другую сторону. По диагонали, сбив в полете люльку, пролетел мужик, с топором в вывернутой руке; видимо, он здорово надоел чингису… Артур вытащил кинжал из очередного живота, добил того типа, что пытался перегрызть кольчужный браслет, и вдруг, оставшись без противников, провалился в пустоту…
Сынов больше не было: все или погибли, или валялись раненые. Он сделал всё так быстро, что Отцы не успели переключить внимание. Они все сегодня были замазаны белой краской, соответственно цвету праздника, и все крайне увлечены.
Более десятка мужчин, запрокинув оскаленные маски, мастурбировали на тело мертвой девушки. Судя по ярким поясам, шароварам и торчащим волчьим ушам, это и были апостолы. Дальше, по ту сторону распятия, в два ряда, преклонив колени, располагались «священники» рангом пониже, разукрашенные так же, как Христофор. Не вставая с колен, они раскачивались, сцепившись локтями, подпевали хору и вызванивали мелодию железными браслетами.
Не участвовали в общем веселье пятеро. Спиной к тазу и распятию, внутри круга послушников, развернувшись каждый в свою сторону света, молились Деды. По-настоящему старыми были двое, Черный и Красный. Краска так густо покрывала их черты, что оба походили на пресловутых цветных демонов из японского фольклора. Водяной и Белый выглядели значительно моложе, лет по шестьдесят пять. Все обзавелись парадными белыми ризами православных патриархов и поддерживали их в приличном состоянии. Все размахивали кадилами, источавшими жуткое серное зловоние, вперемешку со сладкими медовыми оттенками. Белый дед, гладколицый, плотный, сидел верхом на нагом женоподобном отроке, изображавшем козла.
Когда Карапуз, со всего маху, врезался в толпу послушников, налево и направо молотя секирой, парень под Белым Дедом вдруг открыл глаза, и Артур с отвращением увидел, что перед ним вовсе не маска. Юноша начал приподниматься, но не по-человечески, а словно жвачное животное, спугнутое на лежке. Облезлая шерсть на жирных боках оказалась не покрывалом, задние конечности заканчивались копытами, а с поясницы свисал волочащийся, в комьях навоза, хвост. На рогатой маске, прикрывавшей верхнюю половину лица, раздувались черные ноздри, обезумевшие глаза ворочались в орбитах, а человеческим оставался только рот и подбородок с завитой мелкими кудряшками бородкой. Парень подтянул под себя слишком длинные руки, заросшие серым волосом; большие пальцы у него приросли к ладоням, постепенно превращаясь в копытца.