Братва
Шрифт:
Теперь можно и на боковую. Положив начавшую тяжелеть голову на заветный валик, я моментально вырубился – тоже лагерная привычка. Да и зная, что под головой находится твой главный надежный друг или, как гравировал на пушках Людовик XI, – «Последний аргумент короля», чувствуешь себя уютно и спокойно, как мальчуган на коленях мамы.
Мама у меня женщина, можно сказать, святая. До пенсии работала в военном училище преподавателем русского языка и литературы, но даже и сейчас продолжает трудовую деятельность библиотекарем в танковой части в Верхней Пышме, где и живет в скромной двухкомнатной квартирке. Сколько ни уговаривал ее бросить к дьяволу свою
Но, кстати, мама единственный человек в нашем поганом затраханном мире, ради которого я, не задумываясь, пошел бы под «вышку». Досконально зная свою озверелую натуру, меня самого это удивляет, Все-таки человек – странное животное. Рыбы, например, под созвездием которых родился, хавают за милую душу родичей и не давятся. А я лучше сдохну, чем огорчу маму. Те сотни килограммов продуктов и сигарет, что она, слабенькая старушка, перетаскала мне на своих худеньких плечах в зону, до сих пор жгут мою душу невыплаченным долгом. Дело тут не в деньгах, конечно. При любом благовидном предлоге делаю ей подарки, но чуть не весь день приходится доказывать, что вещь недорогая и мне почти даром досталась, так как взял в комиссионке за смехотворно низкую цену. На Восьмое марта преподнес хрустальную вазу в полтора «лимона», но мама все же немного не от мира сего – сумел ее убедить, что та обошлась всего в пятнадцать тысяч. И никакой игры здесь нет, такая уж у меня мамуля. Кстати, воспитала меня в одиночку. Папаша слинял к более упакованной и практичной бабенке, главному бухгалтеру Уральского госуниверситета. И, как можно было заранее догадаться, мигом попал к ней под каблук, по слухам, для самоутверждения стал пить по-черному. С ним я не виделся более пятнадцати лет, да и желания никогда не испытывал.
Почему у такой женщины вырос такой сын – загадка природы. Может, верна теория, что внуки повторяют и наклонности, и судьбу своих дедов. Тогда все в елочку – мой дед был каторжником, его могила даже неизвестна: расстрелян где-то под Томском. Знаю только его лагерный номер – 1957. Довольно символично – год моего рождения. Наверно, в связи с этим я такой поклонник нумерологии. Если бы сегодня не выпадала девятка, день триумфа и удачи, боюсь, несмотря на смертельный для себя риск, я Кису не послал бы на дело.
Как там у него, думать не хотелось. Нервные клетки надо беречь, хотя, по последним данным ученых, они восстанавливаются. Медленно, правда.
Утром я обычно поднимаюсь поздно. Специфика – никуда не денешься. Ложиться приходится частенько с восходом солнца. Но, кстати, в этом я вижу некоторую прелесть. Приятно нежиться на пуховой перине, укрывшись огромным, как одеяло, турецким пледом из мягчайшей ангорской шерсти, когда под окнами стада быков и овец спешат на свои родные заводы и фабрики, боясь опоздать, чтоб, не дай Бог, не лишиться тринадцатой зарплаты – вожделенной голубой мечты плебея, которая, по сути, всего лишь слабая затычка в его дырявом бюджете. Но тут присутствует и позитивный момент – если все в одночасье превратятся в тигров и волков, то вымрут от бескормицы. Не так все просто в подлунном мире, но и не так сложно, как представляется некоторым умникам.
Основные условия для серьезных деловых людей, ведущие к успеху: а – отсутствие патологических пороков; б – отвага; в – надежно сколоченная боеспособная группа. Под надежностью, естественно, не подразумеваю, что за меня каждый из ребят пойдет под пытки, да еще и не расколется. Нет, до такой степени я не наивен. В наше беспредельное время самым преданным и своим считается уже тот, кто не выстрелит тебе в затылок. Например, по дурости решив, что целое значительнее и наваристее, чем часть. Был среди нас один такой, Контора погоняло – мой прогляд, очень уж подкупала его шкафистая комплекция боевика и прошлая «ходка» по семьдесят седьмой статье – вооруженный бандитизм. И на первой же проверке он спалился.
Сварили мы с Кисой в кастрюльке шестьдесят патронов от «Калашникова», приведя их в полную негодность. А утром я сказал, что сейчас на двенадцатом километре встреча с «деловым», который привезет валюту. А так как «счетчик» ему был включен давно, то набежало уже около тридцати тысяч баксов, и со стороны «делового» могут быть предприняты нервные эксцессы. Вручил всем им оружие. Контора получил «АК», он тут же выщелкнул магазин, убедился, что тот полон, и загоготал. Мне этот его лошадиный смех сразу не понравился, но из скромности я промолчал. У Кисы был пистолет Токарева («ТТ»), а Цыпа всегда предпочитал натуральную гаубицу – автоматический пистолет Стечкина («АПС»). Эта двадцатизарядная волына, конечно, вещь экстра-класса, не хуже «магнума», но слишком уж тяжеловата. Ну а при мне был, как всегда, «марголин», только зарядил его не черными, а желтыми патронами, усиленными.
Прикатили на заветную полянку у водонапорной башни. Там уже с деловым видом тусовался возле бежевой «Волги» мой Петрович. Потрепанный «дипломатик», якобы с «капустой», даже наручником к руке прищелкнут.
– Все баксы привез? – спросил я.
Мы вплотную подошли к «деловому». Контора чуть приотстал, а когда я услышал за спиной, как противно щелкнул затвор его автомата, окончательно убедился, какая он дешевка и мразь.
– Крылышки на голову! – враз осевшим голосом приказал Контора, нервно водя стволом по нашей группе.
Все подняли руки, и Контора облегченно выдохнул воздух, криво усмехнувшись:
– Что, лохи, не ждали такого оборота? Я, идиот, считал тебя, Монах, крутым, а ты такой же бык, как и все твои людишки. В «дипломате» у старикашки примерно шестьдесят лимонов по сегодняшнему курсу. Это моя доля. Возражения есть?
Я сделал вид, что хочу поторговаться:
– Контора, зачем тебе столько? Бери половину и рви когти. Мы даже искать тебя не будем.
– Я возьму все. – Голос у подонка охрип, и одновременно проскальзывали визгливые нотки. Вороненый ствол поднялся на уровень моей груди. – Небось бронежилетик носишь? Мой «семь шестьдесят два» продырявит его, как простую бумажку, навылет.
По его сузившимся зрачкам и по тому, как он сделал правой ногой шаг назад для упора, было очевидно, что сейчас эта сука нажмет гашетку.
– Погоди, Контора, вспомни, сколько я сделал для тебя в свое время. И здесь пристроил к себе, и в лагере. Оставь нам жизни, а «дипломатик» можешь забрать себе на память – раз там лежат твои личные вещи. Первой необходимости.
– Монах, ты же сам свидетелей и врагов за спиной никогда не оставишь. А что в прошлом кентовались? Отвечу так: кто старое помянет – тому глаз вон. Обещаю, что сейчас ты глазки свои потеряешь, твой черепок разлетится, как арбуз. Менты, если и найдут твои сердитые буркалы, то где-нибудь на деревьях. А ты, старый попугай, отстегивай наручники от моего чемодана. Если не желаешь, чтоб кисть тебе обрезал, хоть и с трупа.
Петрович махом отстегнул от чемодана браслеты и сел на пенек, закурив:
– Сейчас уже ваши разборки, я свою миссию выполнил, вправе отдохнуть, полюбоваться восходом солнца. Ты только прикинь, Контора, для кого-то ведь он самый что ни на есть последний...
– Вот это ты в точку попал, старик, – ощерился стальными коронками Контора и, вдавив курок, освободил боевую пружину автомата.
Но выстрелов не последовало. Решив, что это случайная осечка, он передернул затвор и вновь нажал на курок. Тот же результат.