Братья Берджесс
Шрифт:
– Жаль, что я этого не видела, – проговорила Дороти.
Алан посмотрел на Хелен с отсутствующей улыбкой – чуточку дольше приличного. Он потянулся через стол и слегка тронул Хелен за руку.
– Джим, ты везунчик.
– Это уж точно, – отозвался Джим.
6
Долгий и пустой день в ожидании звонка от Джима тянулся для Боба бесконечно. Другой на его месте нашел бы себе занятие. Пошел бы в магазин, купил бы продуктов, встретил бы Зака и Сьюзан горячим ужином. Или поехал бы на побережье и любовался прибоем. Или погулял бы в горах. А Боб весь день, если не считать коротких
Вернулась Сьюзан.
– Не ожидала тебя здесь увидеть. После того, какую кашу ты заварил с утренней газетой.
– Ну, я же хочу помочь… – Боб отложил журнал.
– Вот я и говорю, не ожидала тебя здесь увидеть.
Сьюзан выпустила собаку во двор, сняла пальто.
– Завтра утром я встречаюсь с Чарли Тиббетсом. Сама знаешь.
– Он мне звонил. Говорит, что задерживается. Будет в городе только во второй половине дня.
– Ладно. Значит, встречусь с ним во второй половине дня.
Когда в дверь вошел Зак, Боб встал ему навстречу.
– Иди-ка сюда. Поговори со своим стариком-дядей. Начнем с того, как прошел сегодня твой день.
Зак стоял перед ним бледный и напуганный. Подстриженные бобриком волосы не закрывали беззащитно торчащие уши, однако черты лица уже были по-взрослому угловатыми.
– Э-э… давайте попозже.
Парень вновь скрылся в комнате, и, как и накануне, Сьюзан отнесла ему туда еду. На этот раз Боб никуда не поехал, остался на кухне пить вино из кофейной чашки и есть разогретую в микроволновке мороженую пиццу. Весь вечер они в молчании смотрели телевизор. Пульт был у Сьюзан, и она переключала канал всякий раз, когда начинались новости. Телефон по-прежнему молчал. В восемь Сьюзан пошла спать. Боб вышел на заднее крыльцо покурить, вернулся, прикончил вторую бутылку вина. Спать не хотелось. Он принял таблетку снотворного, потом еще одну. Вторую ночь подряд он провел ужасно.
Разбудили громыхающие дверцы кухонных шкафов. Сквозь жалюзи уже настойчиво пробивался утренний свет. Боба мутило, как бывает, когда заснешь на снотворном, и тебя поднимут слишком рано. Вместе с дурнотой пришла мысль о том, что сестра в ярости поразительно похожа на мать, на которую в их детстве порой накатывали приступы буйного гнева. Объектом их никогда не бывал Боб, скорее, собака или укатившаяся со стола и разлетевшаяся вдребезги банка арахисового масла, или – чаще всего, почти всегда – Сьюзан, которая вечно горбится, не может как следует погладить рубашку и убрать свою комнату.
– Сьюзан… – Язык не слушался.
Сестра остановилась в дверях.
– Зак уехал на работу, – сообщила она. – И я тоже уеду, как только приму душ.
Боб прижал ладонь ко лбу в пародии на воинское приветствие, встал, нашел ключи от своей машины.
Вел он очень аккуратно, как будто сел за руль после долгой болезни. Сквозь лобовое стекло мир казался очень далеким. На заправке Боб зашел в магазинчик и был ошеломлен и даже почти напуган окружившим его со всех сторон разношерстным ассортиментом – пыльными солнечными очками, батарейками, дверными замками, сладостями. За прилавком стояла молодая темнокожая женщина с большими карими глазами. Одурманенное сознание Боба восприняло ее как
– Кофе? – спросил он.
Продавщица указала ему на автомат. Боб наполнил стаканчик из вспененного пластика, взял упаковку пончиков в сахарной пудре. Заметил на полу вчерашние газеты с фотографией улыбающегося Зака и тихо застонал. Проходя мимо холодильника, увидел бутылки вина, вытащил одну, звякнув ею о соседние, и сунул под мышку. Он надеялся уехать сегодня же после встречи с Чарли Тиббетсом, но если придется опять ночевать у Сьюзан, следовало запастись вином. Боб поставил на прилавок бутылку и кофе, выложил пончики, попросил сигареты. Продавщица не смотрела ему в глаза – ни когда клала перед ним пачку сигарет, ни когда называла сумму. Она молча подтолкнула к нему сложенный бумажный пакет, из чего следовало, что складывать покупки надо самостоятельно.
Боб сел за руль. Во рту было тепло от кофе. Сахарная пудра осыпалась с пончиков на куртку и размазалась белыми полосами, когда он попытался стряхнуть ее. Боб поставил стаканчик в подстаканник рядом с рычагом переключения передач, начал сдавать назад, и вдруг до него дошло, что он слышит какой-то резкий звук. Минуло несколько долгих, медленных секунд, прежде чем он осознал, что это крик человека. Боб заглушил мотор, машина дернулась.
Он бесконечно долго пытался открыть дверь негнущимися пальцами и наконец смог вылезти наружу.
Позади машины стояла женщина в длинном красном балахоне и тонком платке, повязанном вокруг головы и большей части лица. Она кричала Бобу что-то на непонятном языке и размахивала руками, потом начала колотить по багажнику. Боб шагнул к ней, но она замахала руками еще яростней. За спиной у женщины стояла еще одна, одетая в такой же балахон и платок, только более темных цветов. Она тоже кричала – рот ее двигался, и в нем были видны длинные желтые зубы.
– Вы целы? – Боб обнаружил, что тоже кричит.
Он вдруг почувствовал, что не может ни вдохнуть, ни выдохнуть, и попытался сообщить об этом, стуча себя по груди. Из магазина выскочила продавщица, взяла женщину в красном балахоне за руку и заговорила на непонятном языке. Только тогда Боб сообразил, что продавщица, по-видимому, сомалийка. Она повернулась к Бобу и воскликнула:
– Вы пытались сбить ее своей машиной! Уходите от нас, безумный человек!
– Я не хотел! – оправдывался Боб, хватая ртом воздух. – Я ее сбил? Больница вон там, я…
Женщины обменялись очередью чужих, непонятных слов.
– Не надо больницы. Уходите.
– Я не могу уйти, – беспомощно ответил Боб. – Я должен сообщить в полицию.
– Зачем в полицию?! – Продавщица повысила голос. – У вас там друзья?!
– Если я сбил эту женщину…
– Вы ее не сбили. Вы пытались сбить. Уходите.
– Это ведь дорожно-транспортное происшествие!.. Как ее зовут?
Боб отошел к машине, чтобы найти какую-нибудь бумажку, на чем записать, а когда обернулся, обе женщины в балахонах со всех ног убегали прочь. Продавщица скрылась в магазине.