Братья Дуровы
Шрифт:
именно в обличительной силе выступлений Владимира Дурова —
первопричина всенародного его призвания.
Такой лекции в Политехническом музее в Москве еще не бывало.
Амфитеатр в большой аудитории заполняет не обычная публика. Не
студенческая молодежь, а те, кто посещает премьеры в театрах, вер¬
нисажи
суда.
И что совсем неожиданно — раскаты неудержимого хохота часто
оглашают стены аудитории. Иногда смеется и сам лектор, стоящий
на кафедре. Удивляться тому не приходится: он читает лекцию, по¬
священную теории смеха.
— Я служу смеху, — говорит лектор. — В течение многих лет я
приношу бескровные жертвы этому милому, доброму, веселому богу,
и он позволяет мне в часы досуга познавать его. И я хочу поделиться
результатами этого познавания с той самой публикой, которая, может
быть, не раз смеялась моим бесхитростным шуткам.
Глубокая наблюдательность, умение делать серьезные выводы и
обобщения, действительно, придают рассуждениям лектора научный
характер. И взрывы смеха в аудитории вызываются отнюдь не
шутовством, а юмором, каким он окрашивает некоторые свои приме¬
ры и мысли.
Анатолий Леонидович Дуров стоит за кафедрой в безукоризненно
сшитом сюртуке, без парадной ленты, которую привыкли видеть на
нем зрители цирка. Большие глаза смотрят пытливо, задумчиво, но
время от времени в них вспыхивают озорные, лукавые огоньки.
И трудно сказать, чего же больше в этих глазах — веселости или
грустной думы?
Лектор анализирует и классифицирует различные формы смеха:
от простого, ясного смеха детей до иронического, саркастического,
сардонического, свойственного тонким, изощренным натурам.
А сколько, говорит он, еще есть других, промежуточных видов и от¬
тенков смеха, выражающих душевное состояние и характер человека,
например, добродушный, беззлобный смех, сочувственно-дружеский,
поощрительный, угодливо-подхалимский, злой, веселый, радостный...
Бывают формы более сложные, когда смех имеет определенное на¬
правление и намерение, тогда он — насмешливый, ехидный, прене¬
брежительный, презрительный или высокомерный.
Дуров с его докторальным тоном и манерами может сойти за про¬
фессора, читающего научный доклад. Но вот артист касается смеха,
основанного на воображении, и свою мысль образно, в лицах иллюстри¬
рует комичным примером.
— Однажды, — говорит он, — моя
Она сидела в ложе цирка, а в соседней ложе находился толстый госпо¬
дин, по-видимому, очень смешливый. Когда я появился на арене, меня
встретили улыбками и аплодисментами, кто-то сказал толстяку:
«Это — Анатолий Дуров». И едва я открыл рот и произнес первое
слово, он сразу залился неудержимым смехом. Когда же у него при¬
ступ кончился, и в это время начала смеяться публика, он принялся
узнавать: «А что Дуров сказал?» Таким образом, он смеялся авансом,
еще не слыша ни слова, но веря, что я непременно рассмешу...
Резкие переходы от юмора к серьезным выводам делают лекцию
живой, увлекательной. Природа смешного, по мнению лектора, осно¬
вывается, во-первых, на неожиданности, во-вторых, на несообразно¬
сти с обычными понятиями и, в-третих, на ожидании благополучного
конца. Все анекдоты только тогда производят желаемый эффект, ко¬
гда удовлетворяют этим требованиям.
— Установив эти три основные мачты на нашем корабле, мы мо¬
жем пуститься в свободное плавание, — заключает Дуров и тут же
приводит пример.
Когда в цирке убирают с арены ковер, выбегает рыжий, суетливо
ко всем пристает, всем мешает, в конце концов будто случайно попа¬
дает в середину ковра, его заворачивают и уносят. Зрители покаты¬
ваются от смеха именно потому, что никак этого не ожидают, так как
человека обычно не заворачивают в ковер. Вместе с тем все уверены,
что рыжий там не задохнется и его благополучно извлекут.
— Это смех примитивный, грубый, — говорит лектор, — но те же
самые условия заключаются в более сложных примерах... Как бы то
ни было, несравненное благо в способности вызывать смех, и как мы
должны высоко ценить, беречь и развивать эту способность!
Но искусство смеха — не всегда радость, и творить смех далеко не
всегда весело. Как и во всяком искусстве, тут есть своя лабораторная
работа.
Входя в такую лабораторию, мы прежде всего должны помнить,
что здесь главную роль играют талант и напряженный труд. Только в
союзе этих двух божьих даров — таланта и труда — может получить¬
ся художественное создание.
— Разве недостаточно быть веселым и радостным, чтобы своей
веселостью и радостью заражать других? — задает вопрос Дуров и
отвечает: — Вот жизнерадостный, веселый лицедей выступает перед
публикой. Он искренне старается смешно ходить, говорить, жестику¬