Братья Дуровы
Шрифт:
нок.
Вот типичный прием. Молодых львят, тигрят, белых медведей
собирают в группы. Каждую из них поручают укротителю, закон¬
трактованному фирмой для будущих выступлений. Он ежедневно
является к группе четырехмесячных зверьков и аккуратно выполняет
свою первую обязанность — бьет и гоняет их из одного угла клетки
в другой, методически, одним и тем же бичом.
Звери растут в постоянном страхе, с одним сознанием, что чело¬
век, приходящий
бич, от которого надо бежать, чтобы избавиться от жестоких ударов.
Поэтому всякий раз при появлении укротителя с хлопающим бичом
звери, как шальные, шарахаются в дальний конец клетки. Первый
номер готов.
«Учение» продолжается. В клетку вдвигают глухой барьер. Сна¬
чала звери, боясь нового предмета, сбиваются в кучу, но вот прихо¬
дит в действие бич, и они, забыв все на свете, волей-неволей прыгают
через препятствие. Второй номер готов.
Нет предела жестокости такого укротителя. Он стремится, чтобы
при одном появлении его дикие звери приходили в состояние ужаса.
Тогда их можно заставить делать, что угодно, даже скакать сквозь
пылающий обруч, ведь если не прыгнешь, то попадешь под бич, а он
страшнее огня, страшнее всего на свете.
Кроме бича укротители пользуются еще острыми пиками, желез¬
ными вилками, громко стреляющими пистолетами, чем доводят зве¬
рей до смертельного ужаса.
Варварским, бесчеловечным приемам дрессировки надо противо¬
поставить выработанный им, Дуровым, метод, основанный на прин¬
ципе воздействия непосредственно на чувства и разум животного.
Принцип этот — наталкивание животного на определенное движение-
творчество. Активное, светлое творчество, возбуждаемое радостью,
удовольствием.
Вся суть в том, чтобы животное было свободно от чувства подав¬
ленности, страха. Питомцы Уголка всякий раз за исполнение задания
получают от своего воспитателя поощрение — лакомство, и они охот¬
но выполняют свой урок. Сам Дуров скажет, что его метод основан
на вкусопоощрении.
Бодрое, здоровое состояние животного, однако, еще не все. Как
заставить его слушаться, беспрекословно исполнять волю своего вос¬
питателя, творить в нужном для него направлении? Есть еще и пси¬
хологический способ воздействия. Внушение... Гипноз...
Резкий голос врывается в тишину ночи: «Я люблю вас!», «Быть
или не быть?» — это попугай Арра повторяет во сне недавно выучен¬
ные фразы.
Дом на Божедомке живет полной жизнью.
Тысячи верст исходил, изъездил, исколесил в ненасытной жажде
успеха. Триумфальные гастроли. Коррида на Ла Плаца де торос в
Мадриде, и бык, пронзенный острием шпаги русского клоуна... Гран¬
диозный цирк, затем одиночная камера в мрачном замке Моабит в
Берлине... Пленительные улыбки гейш в чайных домиках на улице
Гиндза в Токио... Лучшие русские цирки в Петербурге, в Москве, про¬
винции... Повсюду, всегда неизменный успех.
Дороги, дороги, дороги... Слава, покрытая пылью дорог. Но не
меркло ее ослепительное сияние, блистательные лучи ее, казалось,
ничто, никогда не затмит. И вот жалкое шапито антрепренера Мак-
симюка в Мариуполе. Скверная гримаса судьбы!
Маленький город на берегу Азовского моря. Идет второй год ми¬
ровой войны, и сюда доносятся ее раскаты. Местное население —
русские, украинцы, греки, евреи, болгары, чиновники, торговцы, ры¬
баки, огородники — смесь племен и народов, занятий... Война разду¬
ла шовинизм и взбаламутила житейское море. Лишь в цирке объеди¬
няется разноязычная, разнородная публика Мариуполя.
Афиши, расклеенные на улицах города, извещают о гастролях
«всемирно известного, настоящего» соло-клоуна Анатолия Дурова,
который прибыл специально, чтобы дать всего несколько представле¬
ний в цирке антрепренера Максимюка.
Азовское море возле Мариуполя непохоже на море — серое, мут¬
ное, безрадостное. И город не напоминает настоящий город. Дома буд¬
то все одинаковые — деревянные, редко каменные. Тянутся унылые
заборы, пустыри, сады. Только церкви разных вероисповеданий не
похожи друг на друга, но и они одинаково окружены глухими ограда¬
ми, за которыми заросли сирени. И опять — заборы, унылые, беско¬
нечные.
Неужели нельзя было выбрать другого места для гастролей? Увы,
нет! Прославленный, всемирно известный соло-клоун Анатолий
Дуров все меньше интересовал публику.
Причина? Время ушло вперед, а художник, творец, артист оста¬
новился на месте. Свершилось невероятное — сатирик Анатолий Ду¬
ров, стяжавший славу острыми, злыми шутками, стал казаться прес¬
ным и скучным.
Не сразу публика охладела к нему. Происходило это исподволь,
незаметно для обеих сторон, но настал день, когда вдруг заговорили:
«Он устарел, неинтересен, повторяется...» И в том не было ни досад¬
ного заблуждения, ни клеветы.