Братья Дуровы
Шрифт:
Перед его приездом на улицах городов наклеивались на афишных тумбах, а то и просто на заборах зазывные оповещения: «Ждите Анатолия Дурова!», «Едет знаменитый Анатолий Дуров!» Уличным прохожим вручались бумажные летучки с нескладными, зато доходчивыми виршами:
Вот приехал я, И со мной свинья, Козы, зайцы, лисы, Петухи и крысы. Ждет пас полный сбор И большой фурор. Мне ведь даже мавры ПодносилиКстати, распространение этой рекламы не обошлось без курьезного происшествия. Администратор Дурова вез в поезде пачки стихотворных листовок. В вагоне он заметил, что за ним неотступно следят двое шпиков. В Елисаветграде администратор сошел с поезда и на извозчике добрался до гостиницы. У подъезда его уже поджидал пристав с городовыми, которые сами внесли багаж приезжего в номер.
— Что вы привезли? Вскройте! — потребовал пристав.
— Теперь еще рано! — ответил администратор. — Расклею, прочтете.
— Прокламация? Нет, это вам не удастся! — вскипел пристав и дал знак своим подручным «приступить».
Городовые шашками разрезали веревки, которыми были перевязаны пачки. Пристав схватил листовку, прочел: «Вот приехал я, и со мной свинья…»
Немую сцену прервал разочарованный голос сыщика:
— Черт подери! Из-за этого я ехал от самого Харькова…
Настало время, когда соло-клоун Анатолий Дуров уже мог диктовать директорам цирков свои условия. Вот одно из них: «При мне — в программе никаких других клоунов!» Он брал на себя целиком все третье отделение. Директорам приходилось соглашаться на все: имя Анатолия Дурова на афише обеспечивало сборы.
Не только афиши и анонсные летучки широко оповещали о гастролях знаменитого клоуна. Он лично довольно своеобразно объявлял населению о своем прибытии в тот или иной город.
Вот тихая, деревянная Калуга. Или бойкий каменный Ростов. Скромная, уютная Полтава. Кременчуг, Кишинев, любой российский провинциальный город, городок…
С вокзала по главной, Большой Дворянской улице (она обязательно есть всюду) тянется удивительный караван. На нескольких возах установлены клетки, из которых высовываются головы животных и птиц. Разве могут обыватели оставаться равнодушны к такому событию. Даже если бы впереди каравана не ехала колясочка с впряженной в нее свиньей, и на колясочке не красовался плакат: «Клоун Анатолий Дуров», и вездесущие мальчишки не кричали на всю улицу: «Дуров!.. Приехал Дуров!», то и тогда бы стоустая молва разнесла бы по всему городу эту радостную весть.
Цирк полон. От кресел в первом ряду до последних мест на галерке, почти под самым куполом, ползет шепоток: «Уж он им покажет…» «Им» — это, конечно, местному начальству, нерадивым «отцам города», а может, самому губернатору, а то подымай еще выше…
Первое и второе отделения служат будто прелюдией к тому торжественному моменту, когда шпрехшталмейстер перед строем униформистов (ради такого случая униформистами выходят все артисты труппы), победоносно оглянувшись вокруг и делая ударение на каждом слоге, возгласит: «А-на-то-лий Ду-роввв!..»
Цирк дрожит от аплодисментов. Оркестр играет туш. На арене показывается он — кумир публики. Лицо
Стихает цирк. Все напряженно ждут, что скажет, что сделает любимый клоун? И он начинает читать свой монолог. Голос и дикция его чисты, интонации богаты, каждое слово доходит до слуха и сердца.
Люди всех чинов и званий, Без различья состояний, Перед вами я стою И челом вам низко бью. Жрец веселого я смеха, Откликаюсь я, как эхо, На людские все дела, И моя сатира зла. Весь свой век со злом воюю, Правдой всех в глаза колю я, Шуткой правду провожу, Никого я не щажу. Ни продажных депутатов, Ни чиновников, купцов, Ни подпольных адвокатов, Подхалимов и льстецов. Никогда не знаю лени, Как с отточенным мечом, Выступая на арене С сатирическим бичом. Выражаюсь я по-русски И не раз сидел в кутузке, Но не брошу никогда Резать правду, господа!Клоун показывает живые карикатуры. Животные и птицы олицетворяют разные типы людей. Вот толстяк пеликан важно шагает по арене, пока не замечает еще более важного бульдога. Птица тотчас пригибается, ползком приближается к надменному псу.
— Эх, ты, подхалим-чиновник, пресмыкаешься перед начальством… — замечает клоун.
Жирная крыса, конечно, изображает вора-интенданта. Свинья многолика: то в роли алчного взяточника-городового, то губернатора и даже министра, если находится к тому повод в газетах. Даже для верблюда отыскалась подходящая роль: на одном его горбу надпись «водопровод», на другом— «канализация».
И сразу новая реприза. Униформист выносит большие картонные буквы, строит из них слово «доклад». Дуров говорит: «Наши министры ежедневно делают доклад и получают за это оклад». Убрав первые две буквы, продолжает: «Для бюрократов наш режим — клад». Снимает еще буквы: «Правительство старается, чтобы был лад». Отбрасывает «л» и заключает: «На самом деле на Руси у нас — ад!»
Еще не утих смех, а клоун появляется с горшочком с землей, берет ее пригоршнями, разбрасывает вокруг.
— Что вы делаете, господин Дуров? — спрашивает шпрехшталмейстер.
Он отвечает:
— Это горшочек земли для крестьян. Землицей их оделяю…
Клоун работает в таком темпе, что ни на минуту не дает угаснуть смеху. Шутки, каламбуры, забавные розыгрыши какого-нибудь доверчивого зрителя держат публику в состоянии неослабевающего внимания. И как он находчив!
Когда клоун упомянул поговорку: «От великого до смешного один шаг», подвыпивший господин в кресле первого ряда попытался сбить его своей репликой:
— А какое расстояние от Дурова до дурака?