Братья крови
Шрифт:
Без ложной скромности должен заметить, не менее десятка экспонатов прошли через мои руки. Валентин Валентинович не гнушался пользоваться услугами черных археологов, которые откуда только не притаскивали оружие, а мне приходилось определять век, место изготовления, школу кузнечных дел мастеров. Обычно у меня получалось. Шесть веков опыта – не две-три бегло прочитанные книжки, как у большинства экспертов-людей.
– Думаю, у меня найдется чем вас удивить, Анджей, – проворковал клиент.
Он подошел к столу и театральным жестом сорвал батистовое полотнище, скрывающее лежащие на столешнице продолговатые предметы.
Да, он произвел на меня ожидаемое впечатление. Меня всегда охватывает дрожь при виде оружия минувших эпох, как
– Ну как, Анджей? Что скажете?
Я благожелательно улыбнулся и, не говоря ни слова, вытащил из кармана жакета пару белых нитяных перчаток. Неторопливо надел их, расправил складки между пальцами, сжал и разжал кулак. Валентин Валентинович молчал, наблюдая за мной со скромным самодовольством. Это был наш общий ритуал, освященный временем. Очень медленно я подошел к столу. Взял в руки первый меч, лежавший ближе к краю.
Кто-то мог подумать, что перчатками я пользуюсь из почтения к древности. У кого-нибудь могла зародиться мысль о брезгливости и боязни пораниться о заусеницу и занести в кровь ржавчину. Все они оказались бы правы, и ни один не догадался бы об истинной причине. Конечно, я ценил работу давно умерших мастеров, но не настолько, чтобы опасаться повредить ее отпечатком пальца. И уж точно не умер бы от заражения крови. Хотя бы потому, что умер шесть веков назад. Просто однажды я случайно наткнулся на серебряную инкрустацию, почерневшую от времени, а потому незаметную для глаз, сильно обжегся и долго регенерировал кожу. С тех пор не работал без перчаток.
Взяв меч в руки, я внимательно оглядел его.
Прямой клинок, слегка сужающийся к острию. Длина и баланс вполне соответствовали раннему Средневековью. На рукояти – растительный орнамент. Ветви и листья причудливо изгибались, переплетаясь между собой. По всей видимости, это – стилизованное изображение древа жизни. Мотив очень распространенный как в скандинавской, так и в славянской, дохристианской, мифологии. Кажется, я узнал этот меч.
– Итак, господин Анджей! – Коллекционер чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. На этот раз ему не удалось сохранить невозмутимость до конца – слишком велико желание узнать подлинную историю клинка.
– Просто Анджей, – буркнул я скорее по привычке и приступил к разъяснениям:—Узор на клинке несколько напоминает изображения, обнаруженные при исследовании фресок Софии Киевской. Следовательно, я датирую изготовление этого меча первой половиной одиннадцатого века. Материал и манера изготовления рукояти весьма похожи на мечи, описанные Гжегожем Леньчиком в статье «Три викинговских меча из собрания Краковского археологического музея». Там шла речь о так называемом киевском мече, рязанском мече и карабчиевском мече. Бронзовое литье с черневым узором. Видите? Вначале бронзу чернят – погружают в раствор купороса, а после нагревают. Поверхность окисляется, приобретая стойкий и, самое главное, немаркий черный цвет. Потом на изделие наносят просечной узор, или, попросту, глубокие царапины, через которые красиво проглядывает естественный красноватый цвет металла. Я не слишком перегружаю вас ненужными подробностями?
– Нет, что вы, Анджей! Все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно и поучительно.
– Тогда продолжу. Судьба киевского и рязанского мечей мне известна. Они оба хранятся в Киевском историческом музее, в запасниках. Изредка экспонируются, но в последние годы не слишком часто – в независимой Украине ученые не очень-то хотят афишировать схожесть оружия их предков и предков великороссов. История карабчиевского меча сложнее и, я бы сказал, трагичнее. Его нашел в окрестностях села Карабчиева некий каменец-подольский любитель-археолог Пулавский. Он подарил меч графу Красинскому, в чьем домашнем музее оружие заняло достойное место. Правда, его светлость почему-то снабдил экспонат табличкой, что найден он поблизости от Варшавы. Очевидно, из патриотических соображений. Русское происхождение меча доказала археолог Ванда Сарновская. Она же описала его. К сожалению, ее работы пропали в тысяча девятьсот тридцать девятом году, когда гитлеровская Германия оккупировала часть Польши. Тогда же исчез и сам карабчиевский меч. С тех пор он считался безвозвратно утраченным.
Я замолчал, внимательно посмотрел на коллекционера. Он невозмутимо выдержал взгляд и даже не моргнул.
– Откуда вам привезли этот меч, Валентин Валентинович?
На миг добродушное лицо миллионера закаменело, но он очень быстро справился с собой.
– Имеет ли это значение, Анджей?
– Что вы! Ни малейшего! Всего-навсего праздное любопытство. – Наверное, мне нужно быть с ним осторожнее. Вряд ли он захочет приглашать меня, если заподозрит в шпионаже. А консультации и экспертные оценки приносят доход больший, чем проценты с банковского счета в Цюрихе. – Хочу поздравить вас с отличным приобретением. Несомненно, карабчиевский меч станет жемчужиной вашей коллекции. Он сохранился гораздо лучше рязанского и киевского. Например, у последнего утрачено навершие-противовес, а ваш почти в идеальном состоянии.
– Благодарю вас, Анджей, – Валентин Валентинович просиял, потер ладонь о ладонь. – А что скажете о втором… о второй…
Осторожно вернув на место меч, я взял в руки саблю, покоившуюся на белом полотне. Довольно сносно сохранившиеся ножны сразу навели на мысль об относительной «молодости» оружия. Рукоять – «орлиная голова». Почти все ясно с первого взгляда. Но все же я вытащил клинок и тщательно осмотрел его. Проверил баланс, кривизну, длину елмани и заточку.
Наверное, на моем лице отразилось слегка снисходительное выражение. Коллекционер занервничал:
– Что-то не так?
– Да все так, Валентин Валентинович. Карабела. У вас таких штук пять или шесть.
– Польская сабля?
– Именно. В свое время в Речи Посполитой их наделали немало. Что ж это за шляхтич без сабли?
– А позолота?
– Ну, позолота… – Я быстро прикоснулся к поблескивавшей крестовине – где золото, там и серебра жди. – Позолота может свидетельствовать, что она некогда принадлежала магнату побогаче прочих. Вот гляньте только – здесь когда-то были вставлены самоцветы. – Я указал на маленькие отверстия вдоль крестовины. – Сталь, по всей видимости, золингеновская. Поэтому я датирую ее концом семнадцатого или началом восемнадцатого века. Хотя я бы посоветовал проконсультироваться со специалистом по стали. Возможно, даже сделать анализ, чтобы быть уверенным.
– Выходит, меня обманули? – Он выглядел расстроенным, но я знал, как у людей его круга наказывают за обман, и заранее пожалел незнакомого мне черного археолога. Впрочем, какое мне дело до смертных? Кажется, становлюсь слишком мягким. Нельзя позволять себе чересчур уж увлекаться воспоминаниями о молодости.
– Почему же сразу «обманули»? Отличная сабля. Великолепный баланс. Смотрите!
Я, пятясь, вышел на середину кабинета. Ноги привычно заняли третью позицию. Клинок взметнулся в защите Святого Георгия – почти горизонтально над головой, острие чуть ниже рукояти. Коротким кистевым движением крутанул саблю над головой. Она слушалась отлично. Не парадная «цацка», а настоящее боевое оружие. Плавно перешел в «высокую секунду», а из нее проделал стремительное мулине, согласно учению Джиакомо ди Грасси [20] . Шесть убийственно точных и быстрых ударов по воображаемой мишени. Кивнул, протянул саблю рукоятью вперед владельцу.
20
Джиакомо ди Грасси– итальянский мастер фехтования конца XVI в., автор нескольких знаменитых трактатов, переведенных на многие языки мира.