Братья-оборотни
Шрифт:
— Моя святость ничего такого не знает, — сказал он. — Излагай подробно.
Следующую четверть часа отец Бенедикт подробно излагал историю появления дракона в окрестных лесах. Святой Михаил внимательно слушал и время от времени задавал уточняющие вопросы. Его нечеловеческое лицо на протяжении всего рассказа оставалось непроницаемо, за исключением момента, когда Бенедикт упомянул покойного Мелвина Кларксона. Тогда святые глаза сверкнули неземным огнем, и испугался Бенедикт, и приостановил рассказ, но уже в следующую секунду святой Михаил и сделал жест рукой, дескать, давай, продолжай,
— Я полагал, явление вашей святости связано с этим драконом, — сказал отец Бенедикт, закончив рассказ. — Я ошибался?
— Хер его знает, — ответил святой. — До твоего рассказа я про дракона ничего не знал, но теперь думаю… Пути господни неисповедимы…
— О да, — согласился отец Бенедикт и почтительно перекрестился.
— Ладно, поехали, — сказал святой. — С божьей помощью прорвемся.
Они не прорвались. Примерно на полпути, там, где над дорогой нависла толстая ветвь могучего вяза, на этой самой ветви затаился богомерзкий дракон. И когда процессия проезжала под ним, низринулся дракон прямо на святого Михаила, оглушительно вопя мерзким тоненьким голоском:
— Фрея сильнее, чем Иисус! Пиздец тебе, райский выползень, во имя любви и красоты!
Атака сатанинской твари застала святого врасплох, он остолбенел и только моргал своими огромными глазами. Но отец Бенедикт не утратил бдительности, выхватил свой чудотворный посох, навел на поганое отродье, и вырвалась из набалдашника святая молния, и въебала дракону прямо в грудь, и брызнули перья во все стороны, как бывает, когда уборщица случайно охуячит курицу метлой.
— Это мы еще посмотрим, кто сильнее и кому пиздец, — провозгласил Бенедикт гордо и величественно.
И встряхнулся дракон, и отбросил обожженные перья, и стало видно, что он обгорел совсем не так сильно, как можно было рассчитывать. И взмахнул дракон неимоверно длинным хвостом, и обвил концом хвоста святой посох, и вырвал его из руки настоятеля. И возжелал дракон ухватить сей посох своими погаными лапами, но не попустил господь, не дался посох ему в руки, не сложились уродливые пальцы должным образом, и завопил дракон горестно и нечленораздельно.
— С нами крестная сила! — закричал отец Бенедикт, воодушевившись.
— Ну ни хуя себе колдовство! — закричала Бонни. — Я тоже так хочу!
— Да я вас всех и так уебу! — закричал дракон.
И напрыгнул на святого Михаила, выставив вперед свои страшные когти. И вонзился один коготь в бедро святого, и дальше началось невероятное.
Сверзился святой с лошади, и стало его тело меняться, и не успел он коснуться земли, как перестал быть человеком и обернулся огромным псом, тем самым, который вчера намеревался загрызть отца настоятеля, и потом его (пса, не настоятеля) весь вечер искали и не нашли. И клацнул пес челюстями, собираясь ухватить дракона не то за руку, не то за ногу, но не ухватил, ибо промахнулся. И Эрик Припадочный перехватил дубину поудобнее, и произнес нелепые слова, никем в тот момент не понятые:
— Чужой против хищника, я ебу.
И напрыгнул дракон на пса повторно, и вонзил когти в его плоть,
— Так вот как разрешается тот парадокс про собаку в раю, — сказал брат Эндрю. — Святой Михаил своему псу как бы одалживает душу на время, и никакого парадокса нет.
Но его никто не услышал.
Пес тем временем извернулся, подпрыгнул и откусил дракону левую руку, перья так и брызнули. Священный посох, неправедно захваченный богомерзким драконом, закувыркался, улетел далеко в сторону и затерялся в высокой траве.
— Как лиса курицу, — прошептал брат Мэтью.
— С нами крестная сила! — повторно провозгласил отец Бенедикт.
И поднялась на дыбы его лошадь, и сбросила наездника, и умчалась прочь. И затерялся отец-настоятель в высокой траве — то ли спрятаться решил, то ли от падения дух вышибло.
Откушенная рука дракона задергалась и распалась на три то ли четыре крылатые херовинки, подобные не то голубям, не то летучим мышам, хер их разберет. И затрепетали крыльями эти херовинки, и полетели к дракону, который как раз отпрыгнул назад, разорвав дистанцию боя. И сели они дракону кто на голову, а кто на шею, и растворились в его теле. И выросла из дракона новая рука, и проклюнулись на ней перья, и выросли в мгновение ока до нормальных размеров.
— Неуязвимый, сука, — пробормотал брат Мэтью и скрипнул зубами.
Пес ринулся на дракона и повторно откусил ему ту же самую руку. Дракон изогнул шею, как адский зубастый лебедь, вцепился зубами в песий загривок и вырвал оттуда нехилый клок плоти. И плоть эта была вовсе не окровавленным мясом, нет, это была неясная серая субстанция, очень похожая на…
— Ребята говорили, что когда чернокнижника жгли… — начал Эндрю, но не закончил, потому что Мэтью сказал ему:
— Цыц! Быстро валим отсюда! К тому же, мы последние остались.
Эндрю огляделся и увидел, что все монахи уже разбежались, и сверхестественные существа сражаются в одиночестве. Про ушибленного отца Бенедикта, валяющегося без чувств, в тот момент никто не вспомнил.
Битва дракона и пса тем временем приобретала все более комический характер. Когти дракона невозбранно проходили сквозь плоть пса, не причиняя вреда, а откушенные псом части драконова тела превращались в летающие херовины и снова вливались в это самое тело. И никто не мог одолеть противника.
Пес, казалось, не замечал, что битва заходит в тупик. Подобно заводной игрушке, он вновь и вновь бросался на богомерзкую тварь, и тщетность всех усилий его, казалось, ничуть не заботила. Он не лаял и не рычал, он просто грыз и рвал тело врага, и облако летающих херовин вилось вокруг них непрерывно. А вот дракон явно испытывал неудобство от бесполезных телодвижений. С каждой минутой боя он все реже пускал в ход зубы и когти, вскоре он больше перестал атаковать, а только бегал по кругу, уворачиваясь от песьих укусов, и его сопровождали летающие херовины, порожденные укусами, от которых ему не удалось увернуться. Наконец, дракон устал бегать и вспрыгнул на ту самую ветку, на которой раньше сидел в засаде. Растопырился, как петух на насесте и заорал своим мерзким писклявым голоском: