Братья Ждер

Садовяну Михаил

— Будьте осторожны, сыны, — повелел он. — Пусть несколько человек останутся позади и следят, куда движутся турки. Оповещайте нас, и мы уж смекнем, по каким тропам подняться в те горы, где живут лишь дикие козы; оттепель потому и наступила, чтобы мы могли добраться до горных урочищ. Не забудьте только извещать обо всем и воинов господаря, дабы ведали они, что им надобно делать.

Остались мы, конюший, в местах знакомых, где летом пасли наших овец; места хорошие, жалко было покидать их. И вот вчера увидели турок. Одни из них бегали как псы, принюхиваясь к ветру; потом душегубы пришпорили коней и с дикими криками ворвались в Моточень. Ужас, как они разозлились, что не

застали там ни единой души, и подожгли село. Потом в лесу на поляне они слезли с коней и устроили обед. Мы следили за ними, спрятавшись в зарослях, и видели все. Потом вскочили нехристи на коней и поскакали в Войнясу. И там тоже было пусто. Но это село турки не сожгли, и мы поняли, что они собираются сделать привал в Войнясе. Затаились мы на опушке леса, в овраге, и ждали: тронутся они дальше или нет. Напоили турки коней в Тротуше и остались на месте. Сами тоже пили воду из Тротуша, знать, догадались, что из колодцев пить опасно. Затем, расставив дозорных, поуспокоились. А мы, как только зашло солнце, отправились сюда. Завернув на мельницу в Костицэ и в скит Бельчуга, мы узнали, где могут находиться ваши милости. В селе Мохорыций, что у леса, люди сказали, что вы должны быть здесь, у Корну-Пьетрий, под горой Кукушки. Мы желаем тебе здоровья, честной конюший; пусть твоя милость поступает так, как посчитает нужным. Мы слышали, что один раз ты уже разбил нехристей в Домнешть.

— Верно, — сказал конюший, — но я не смог им причинить большого вреда.

— Ну так с божьей помощью ты теперь оттреплешь их покрепче.

Конюший Ону ничего не ответил; люди, вздохнув, молча смотрели на синее пламя костра.

Старый чабан поднялся, за ним встал и молодой. Но собака продолжала лежать, положив морду на лапы.

— Ну, тогда мы пойдем, — сказал старший.

Ждер остановил их взглядом.

— Как зовут собаку? — спросил он.

— Болцу, честной конюший.

— Ладно, и вы поступите так же, как Болцу, — она понимает, что надо еще подождать. Как тебя зовут?

— Пинтилие, честной конюший.

— А этого, помоложе?

— Тоже Пинтилие; это мой племянник.

— Есть вы хотите?

— Нет, мы поели по дороге сюда.

— На конях скакать умеете?

— Умеем, честной конюший.

— Ночью дорогу найдете?

— Могу до Войнясы дойти с закрытыми глазами.

— Другие дела у вас есть? Хотите с дороги отдохнуть?

— Честной конюший, верь нам, — ответил Пинтилие-старший, вновь поднявшись. — Мы христиане, и у нас одна душа; за нее и будем держать ответ, когда наступит час. Ни еда, ни отдых нам не нужны. Ежели мы сейчас сядем на коней, то к полуночи будем в Войнясе.

— Посиди смирненько, кум Пинтилие, возле Болцу, — спокойно сказал Ионуц Ждер.

Потом повернулся к Георге Татару:

— Ботезату, приведи мне сюда начальников отрядов.

Георге Ботезату удалился.

— Кум Пинтилие, такое дело надобно прежде обдумать, — продолжал Ждер уже более мягким тоном. — Я не знаю Войнясу, о которой ты мне рассказываешь. Скажи, как расположено село, где церковь, где протекает речка.

— Все ты знаешь, честной конюший, ибо позавчера ты там проезжал.

Ждер рассмеялся. Но хотя на лице его, озаренном костром, и светилась улыбка, ум его напряженно работал.

Явились на совет начальники отрядов. Синьор Гвидо, подперев голову рукой, смотрел на собравшихся. Он не понимал, что говорится, но все же догадывался, что рэзеши собираются напасть на врага. Люди, лежавшие у костров, приподнимались на локтях и вытягивали головы, прислушиваясь к словам конюшего, который излагал свой план действий. Две тысячи всадников спокойно, без спешки готовились

к выступлению.

Постельничий Штефан Мештер приказал Григоре Доде подготовить и для него все необходимое да потуже подтянуть подпругу коня.

— У нас еще есть достаточно времени, не спешите… — спокойно наставлял Ионуц. Но мало-помалу волнение охватило всех.

Наконец Ждер обратился за советом к постельничему.

— Честной боярин, — начал он озабоченно, — я бы не хотел попасть в западню в ночной час. Думаю я, что надобно послать гонцов в Ионешть, где находится мой отец с основными отрядами. Надо выделить несколько рэзешей, — пусть они поскачут туда немедля и передадут ему от меня два слова. А мы тоже тронемся с места и, соблюдая осторожность, двинемся в сторону Войнясы. Пока еще дело не горит, а у меня свои расчеты. Очевидно, к рассвету пойдет дождь, как ты думаешь, кум Пинтилие?

— Судя по тучам, да по сырости, да по тому, что месяц-то уже на ущербе, надо думать, к утру пойдет дождь.

— Однако может и не пойти, кум Пинтилие.

— И так может быть, честной конюший. Не важно, пойдет или не пойдет дождь, лишь бы напасть на них, пока они спят.

— На рассвете, в дождь, сон особенно сладок, кум Пинтилие. А теперь пусть начальники отрядов прикажут своим людям сесть на коней; и мы осторожненько двинемся лесом, к Войнясе. Сначала поедем верхами, затем спешимся, возьмем коней под уздцы, а потом коней оставим под присмотром нескольких человек. Когда оставив коней, я скажу, что дальше делать. А сейчас пришлите ко мне тех шестерых всадников, которых я велел выделить. Они сядут на коней и помчатся галопом, переправятся вброд через Тротуш, поднимутся на тот берег к Ионешть и передадут отцу моему Маноле Черному, чтобы он направил свои отряды на Моточень и ниже Моточень. А мы погоним в ту сторону турецкое стадо.

Синьор Гвидо заметил, как изменился голос конюшего Ионуца.

— Мы погоним их туда, коли поможет нам бог! И это удастся, если каждый из нас будет крепко держать саблю в руке. Отряды будут передвигаться тесным строем, но не мешая друг другу; по два человека направятся к каждому дому. Все делать молча, пока не протрубит мой рог. Все выполнять тихонько, без шума, не то лучше мне броситься здесь на землю и умереть.

Рэзеши, находившиеся поблизости, выслушали Ждера без удивления, затем слова его передали другим, пока не стали они известны всем четырем отрядам. Всадники вскочили на коней и спустились на равнину, скользя как тени при свете звезд.

«Несомненно, — размышлял синьор Гвидо, — эти рэзеши — люди особой породы, либо они с детства привыкли передвигаться ночью без фонарей и факелов; они безошибочно идут по опасным местам, обходя ямы и трясины, взбираются по горным тропам и спускаются в долины, не теснясь и не переговариваясь. Можно подумать, что в этих местах, издавна подвергавшихся нашествиям, поднялись из неведомых могил войны прошлых веков и ведут своих правнуков, дабы они отомстили за погибших. Как бы то ни было, — подумал в заключение итальянец, — души мертвых переселились в живых и указывают им путь к тем местам, где некогда шли жестокие бои».

Время от времени тучи, гонимые ветром, застилали звезды. Когда старый чабан Пинтилие убедился, что время перевалило за полночь, начальники всех четырех отрядов увидели, как посыпались искры из огнива Ждера. Всадники спешились, не издав ни единого звука. Ведя коней под уздцы, рэзеши продолжали свой путь до какой-то речушки. От каждых пяти один остался с конями; остальные, вытащив сабли из ножен немного обождали, чтобы оглядеться, разделиться, найти своих и уговориться, где нужно быть каждому отряду.