Братья
Шрифт:
— Ну что?!
— Так я же не знаю еще. Толстый мужик после меня зашел, потом берут еще полчаса на принятия решения.
Пытаюсь понять по Диме, как все прошло: он улыбается, глаза блестят, брови радостно подпрыгивают. Надеюсь, все в порядке.
— А по ощущениям?
— Да нормальные ощущения.
— Это все? — кривлю я губы, а он смеется. — Нет, Дима, совершенно ничего смешного! Я так переживала, а ты мне ничего не рассказываешь?
— Пошли в кафе, в непринужденной обстановке все расскажу, опишу в мельчайших подробностях, — он чмокает меня в нос.
— Пошли.
Совсем
На этот раз Дима не обнимает меня, а подхватывает на руки и под мой визг кружит все сильнее.
— Я выиграл, Мира! Представляешь?! Выиграл!
— Перестань! Перестань кружиться! — смеюсь я.
Он останавливается, но не отпускает меня. Какая очаровательная улыбка на губах Димы! Я выдыхаю все свои тревоги и позволяю себе улыбнуться в ответ.
— Спасибо, это все только благодаря тебе.
— Неправда, ты просто не понимаешь, насколько ты талантливый и умный.
— Нет, Мира, я точно знаю, что без тебя я бы не смог.
Хочу спорить, Дима же не дает такой возможности и целует меня. Мы уезжаем в номер, заказываем вкусной еды и шампанское: сегодня у нас праздник, мы много смеемся и танцуем. После страстной ночи я засыпаю совершенно голая в его объятьях, и мне так приятно в них жет проснуться утром. Хочется все утро валяться в кровати, мне нравится, что никуда не надо спешить ни мне, ни Диме, не надо врать, не надо оправдываться. Дима приносит мне кофе, и мы продолжаем лежать в кровати без одежды. Часов до двух точно лежим, потом он предлагает последний день в Берлине сделать запоминающимся и тащит меня на улицу.
Мы много гуляем, гуляем, как пара, иногда держимся за руку, иногда он поправляет мои волосы и все также неожиданно целует. Мы опять многовато смеемся, просто со всего подряд. Я вообще не концентрируюсь на том, где мы находимся, хотя обычно уделяю много внимания историческим местам, памятникам и архитектурным шедеврам. Все это фон, мне так хорошо с Димой, что плевать на все вокруг. Полностью отдаюсь своим чувствам, и что-то невесомое парит в груди, я не хочу, чтобы это кончалось. Мы идем по набережной, здесь, наверно, красиво. Не все проникает в мой разум, волшебную оболочку тепла во мне не способны пробить такие мелочи. Точно прохладно и запах тины смешивается с карамелью, значит где-то близко продают сладости.
— Почему ты поехала со мной? Поддерживала, помогала, так сильно переживала за меня? — спрашивает Дима, я же смотрю вдаль. — Мира, ты любишь меня?
— Да.
Наконец-то разрешаю Диме увидеть то, что в моих глазах уже давно. Не хочу больше прятаться, пытаться поступать правильно, думать о том, что говорить и делать. Хочу быть настоящей, хочу быть честной и с ним, и с собой. Почему же Дима недовольно выдыхает и так странно смотрит?
— Ты можешь, хотя бы в любви нормально признаться, что это за «да»? Все это время я ждал, мечтал о заветных трех словах, чтобы ты испортила такой романтический момент? Во-первых, почему из тебя все клещами надо вытаскивать? А во-вторых, скажи красиво.
Дима наигранно зол, я же смеюсь, только недолго, теперь смотрю ему в глаза с такой теплотой, на какую только способна и говорю:
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Дима улыбается мне, я вижу, как он счастлив, больше нет ни капли игры. Мы смотрим друг на друга, и что-то страшное происходит между нами. Мне кажется, что черти перемешались: я их больше не различаю. Это странное признание в любви станет началом конца, ведь нет больше моих и его чертей, они теперь наши…
Дима обнимает меня, и мы, как влюбленные подростки, целуемся, прислонившись к ограждению у набережной долго-долго, пока действительно не начинают болеть губы.
— Мира, хотела набить новую татуировку?
— Неожиданный вопрос. Да, хотела, но руки не дошли.
— Давай исправлять. Пока шли по набережной, я увидел вывеску тату-студии, пошли набьем по одной.
— Ты серьезно? — я даже отхожу на шаг, чтобы оценить настрой Димы.
— Да. Эта поездка в Берлин будет много значить для меня, почему бы взять отсюда не глупый сувенир, не просто сделать фото, а что-нибудь набить? Зато какие воспоминания.
— И ты тоже сделаешь татуировку? — загораются мои глаза.
— Да, что-нибудь романтичное хочу. Расскажи лучше о том, что ты хотела набить.
— Хотела сразу после того, как издала книгу, ведь это была моя мечта. Хотела запечатлеть это событие, смотреть и думать: ты смогла исполнить мечту, молодец, Мира. Все мои татуировки это что-то значимое для меня, картинка значения не имеет, важно лишь событие или же та идея, что в ней. Для мечты хотела изящную рыбку, знаешь, ассоциации с золотой рыбкой, которая выполняет желания. Но где именно бить рыбку не знаю, может на предплечье?
— Надо у мастера спрашивать, — Дима берет меня за руку. — Пошли, я подарю тебе рыбку.
Спонтанные решения люблю больше всего, все лучшее в моей жизни происходило именно после таких решений. Когда же начинаю что-то долго взвешивать, решать, чаще всего жалею. Видимо, рискованность, непредсказуемость и импульсивность это мое. Мне нравится эта тату-студия, людей немного, а тесных комнат с кушетками достаточно. На стенах картины с изображением индейцев и разные страшные маски. Всегда любила атмосферу тату-студий, тут обычно хорошая тяжелая музыка, интересные люди и много творчества, это совершенно другой мир. С моей рыбкой все просто: эскиз у меня есть, предплечье одобряет мастер, Диме же мы эскиз ищем долго. В итоге он решает, что два черепа, пронизанные месяцем, на котором висит паук — верх романтики. Она мрачновата, со специфической атмосферой болезненной и смертоносной любви, мне нравится. Мастер спрашивает у Димы про место, а он отвечает мне на русском: