Бразилия и бразильцы
Шрифт:
Именно такие чудеса демонстрирует своим гостям дона Мария — гостеприимная хозяйка маленького ресторанчика для рыбаков и торговцев «Мария де Сан-Педро». В последние годы она приобрела поистине национальную популярность своей афро-баианской кухней, скрестившей таинства древних африканских яств с португальскими кулинарными традициями.
Из нижнего города в верхний можно попасть по длинным каменным лестницам, по серпантину старых улочек, по недавно построенному шоссе, которое вынуждено было описать большую дугу, чтобы связать столь разновысокие районы. Предпочтительнее всего, однако, воспользоваться самым быстрым из имеющихся средств — уже упомянутым лифтом Ласерда. Гулкий коридор, ведущий к большим кабинам, заполнен неторопливыми бананами. Чиновники в темных костюмах, портовые рабочие, гимназисты, крестьянки в цветастых платьях с глиняными сосудами на голове. Перебирая четки и опустив глаза, идут монашки. Контролер взимает с каждого по нескольку сентаво. Быстро заполняется одна из четырех кабин, захлопываются двери, и вы устремляетесь вверх. Когда кабина останавливается, вы выходите и оказываетесь на улице Чили, главной торговой артерии верхнего Салвадора. Здесь иные покупатели, иные продавцы и совсем другой ассортимент товаров: пышная пена дамского белья, разноцветные созвездия камней в витринах ювелиров, манекены в тергаловых костюмах, с мольбой протягивающие руки к прохожим, бесстрастные громады холодильников и извергающие истерический рев радиолы.
Улицы верхнего города живут своей беспокойной жизнью. Заглядевшись на витрины, вы рискуете наступить на ногу нищему, сшибить лоток мальчонки, торгующего контрабандными сигаретами, или толкнуть молчаливую баианку, несущую на голове тюк с бельем. Такой способ транспортировки поклажи баиане считают самым практичным. Мимо вас проходит плотник, пристроивший на голове две длинные доски, следом плывут таким же образом корзина с цветами, ящик кока-колы, поднос со сладостями, мешок с ананасами. Отчаянно визжат тормоза машины, остановившейся в полуметре от невозмутимого мулата с пачкой старых газет, опять же на голове, которые он, видимо, несет продавать на бумажную фабрику. Шофер хватается за голову, а мулат и глазом не ведет, шествуя дальше по самой середине мостовой навстречу бесконечному потоку машин. На заднем стекле «фольксвагена», который чуть-чуть не убил мулата, надпись: «Водитель! Уважай полосу, отведенную на перекрестке для пешехода. Ведь у тебя — вся мостовая, а у него — только тот маленький кусочек».
Позади приходящего в себя шофера «фольксвагена» нетерпеливо гудит колонна грузовиков. На задних и передних бамперах у каждого из них яркими завитушками намалевана какая-нибудь надпись. Эти надписи на бамперах — любопытная достопримечательность бразильского Северо-Востока. Ими интересуются даже ученые-этнографы. «Меня ведет бог», — заявляет водитель старого «форда». Другой шофер страстно восклицает: «Клянусь всевышним, я не забуду твою любовь, Мария!» Третий, вероятно, уже привык расставаться с женщинами без мелодрам. Спокойной рукой он начертал: «Не плачь, красотка, я, может быть, вернусь».
Попасть в Баию можно разными путями: самолетом, кораблем, автомобилем. Но какой бы путь вы ни избрали, одним из первых сооружений, которые вы увидите, будет церковь. Баиарне утверждают, что в их городе 365 храмов — по одному на каждый день года. Недаром старинное название Салвадора звучало так — «Баия-де-Тодос-ос-Сантос» — «Баия Всех Святых». Храмы в Салвадоре действительно попадаются на каждом шагу: видимо, религиозные потребности населения удовлетворяются здесь лучше, чем какие бы то ни было другие.
Нельзя не воздать должное мастерам, воздвигшим эти замечательные памятники старины. Самый богатый и знаменитый не только в Баии, но и во всей Бразилии храм Святого Франциска, воздвигнутый в XVII столетии, ослепляет посетителя золотом алтаря, филигранной росписью фресок, тончайшей резьбой по черному дереву — «жакаранде». Скульптурное изображение Сан-Педро де Алькантара считается лучшей работой знаменитого бразильского скульптора Маноэля Инасио да Коста. Суровым напоминанием о всевидящем оке всемогущего бога, от которого бесполезно скрывать мирские слабости и прегрешения, высятся темные будки исповедален. Удивляют реалистические изображения святых и мадонн. Трудно поверить, что перед нами — церковная живопись, столь фривольно улыбаются полногрудые пышные девы. Не раз, вероятно, повергали они монахов-францисканцев в трепет, отнюдь не религиозный… А вот и хозяева монастыря: к уходящим в темный полумрак сводам тихо возносится неторопливый речитатив молитвы. Это поют францисканцы.
Те, кто полагают, что монах — это существо, обязательно ветхое, обросшее бородой и стоящее одной ногой в гробу, были бы потрясены при виде добрых молодцев францисканцев. С тщательно выбритыми подбородками, идеально расчесанными проборами, в коричневых рясах-халатах и сандалиях на босу ногу, они напоминают команду боксеров на тренировочном сборе. Тем более что средний возраст этих хорошо откормленных бездельников не превышает тридцати лет. Я несколько раз бывал в монастыре Святого Франциска, бродил по его коридорам, но только один раз встретил троих служителей господа старше пятидесяти. Почему-то они говорили между собой по-немецки. Очевидно, под сводами этой обители нашли приют не только доморощенные любители легкой жизни, но и чужеземные гости, вынужденные по каким-то неведомым бананам причинам покинуть свои баварские поместья и гамбургские конторы.
Через узкую боковую дверь можно проникнуть во внутренний двор монастыря. Здесь все сохранилось в том же виде, в каком оставили эту обитель, уходя на новые заработки, ее последние строители. Маленький внутренний дворик окружен колоннадой. В центре — яркий цветник. Пусто и душно. Безлюдные коридоры, вымощенные каменными плитами. В конце коридора — дверь. За ней — нечто вроде учебной аудитории: на высоких пюпитрах толстые книги в переплетах из кожи. Высокие свечи. Гусиные перья. Древний глобус. На столе человеческий череп. И классическая паутина. Кажется, что время замерло здесь три века назад.
Несмотря на обилие католических храмов, Баию никак нельзя назвать самым правоверным из бразильских штатов. Наоборот, религиозная, да и вообще духовная жизнь здешних жителей представляет собой удивительный сплав афро-бразильских культов, традиций и верований. Из африканских обрядов наиболее интересен так называемый кандомбле, который можно наблюдать во многих языческих культовых домах и в самом Салвадоре, и в его окрестностях.
Если верно, что Баия имеет по одному католическому храму на каждый день года, то на каждую ночь она располагает по крайней мере одним «террейро» для кандомбле. В одном из них — просторном сарае, находящемся где-то далеко за городом в лесу, мы должны были поцеловать сухую руку величавой старухи — «матери святых», которая руководила обрядом и милостиво разрешила иностранцам присутствовать на нем.
…Под ритмичную музыку начинается хоровод «дочерей святых», одетых в белые платья. Ритм убыстряется, песнопения становятся все более истеричными и нервными, барабаны гремят все громче. Одна за другой «дочери святых» начинают падать и биться в конвульсиях. На них снизошло благословение святого «ориша», ради которого они и проделывали всю эту церемонию.
Неожиданно барабаны смолкают. Повинуясь сигналу старухи, «дочери» поднимаются с пола. Тишина. Все выходят в соседнее помещение, где начинается вторая часть обряда, куда более понятная зрителям: поедание закланных за несколько часов до этого животных. Мы с энтузиазмом присоединяемся к этой операции, удостоверившись, что в жертву «орише» принесен упитанный козленок.
Два-три века назад католическая церковь пыталась искоренять кандомбле. Сегодня она уже смирилась с отправлением языческих обрядов. Мирное сосуществование кандомбле и католической религии привело к забавному смешению отдельных их элементов. Некоторые языческие святые соответствуют традиционным святым католической церкви. Во многих католических празднествах и шествиях унылые причитания «отче наш» смешиваются с бодрым рокотом африканских барабанов.