Бразильская мелодия
Шрифт:
— Ничего.
— Ведь раньше вы были владельцем одного заведения, не так ли?
— Какое там заведение! Буфетик маленький…
— А потом вы стали официантом?
— Да.
— И у вас обширные знакомства в этом мире…
— Множество!
— Но иногда вы об этом забываете. И вынуждаете меня уличать вас во лжи.
Старичок следит за мной, слегка раскрыв рот от неожиданности.
— Месяца два назад, в предыдущий приезд Асенова, вы вместе с ним обедали в «Балкане». И обед
— Да что там… Разговоры как разговоры. Да разве упомнишь, что было два месяца тому назад…
— Личев!
— Да… Был один интимный вопрос. Поэтому мне не очень удобно…
— Удобно, не удобно, но мне нужно знать все. Понимаете — все!
— Видите, разговор вертелся вокруг Магды. Влюбился человек и даже задумал жениться, тем более что она вроде порвала с той компанией. Асенов давал ей и наряды и деньги, только бы она вела себя примерно. А она обманывала его самым вульгарным образом и продолжала встречаться со своей бандой…
— Откуда вам известны такие подробности?
— Асенов просил меня последить за ней. У него не было других знакомых, вот он меня и попросил. Он был не дурак и хотел знать наверняка, прежде чем решиться на что—то серьезное.
— Когда он поручил вам это?
— Еще когда уезжал из Болгарии в первый раз.
— А на обеде в ресторане вы давали ему отчет, так?
— Э, отчет! Рассказал, что удалось узнать.
— И сколько получили за услугу?
Старикан с достоинством вскидывает лысую голову.
— За кого вы меня принимаете? Я не частный детектив. Я помог человеку, он меня угостил, и все.
— Поэтому, значит, брак и не состоялся?
— Что он, сумасшедший? Моя бывшая тоже не была святой, но хотя бы сохраняла приличия. А эта… Пришлось мне вмешаться, чтобы спасти человека.
— Вы спасли его, но от меньшего зла, — говорю я, вставая. Личев снова открывает рот от удивления.
— Я хочу сказать, если бы брак состоялся, возможно, не состоялось бы убийство, — поясняю я.
И направляюсь к выходу.
На работу я добираюсь уже к обеду и встречаюсь с… Дорой Деневой. Оказывается, она ждет меня уже часа два. Странно, ведь я ее не приглашал.
— Рад, что вы пришли по собственной инициативе, — говорю я, входя в кабинет.
Дора садится на стул и отвечает сухо, не глядя на меня:
— Если разобраться, то инициатива принадлежит вам.
— То есть?
— Вчера вы дали понять, что придете еще раз. Именно это и заставило меня опередить события.
— Видите ли, Денева, — начинаю я спокойно, — если бы я решил вас повидать, я бы обошелся без намеков. Для этого есть повестки, вот такие белые
Голос мой звучит почти ласково, и я сознательно не напоминаю Доре, что в прошлом она не раз получала такие повестки и прекрасно знает всю эту процедуру. Но мой дружеский тон не находит у нее отзвука.
— Оставьте, — машет рукой Дора. — Ваши вчерашние намеки были довольно прозрачные.
— Откуда такое отношение?
— Вы и все вам подобные просто пропитаны недоверием.
— Профессиональный инструмент, — соглашаюсь я. — Но его я держу в одной руке. А в другой — доверие. От вас зависит, за какую руку вы ухватитесь.
— Сказки, — отвечает безучастно Дора. — Лично вас я не знаю, но с другими встречалась. Вы все отравлены недоверием. И сами отравлены и стараетесь отравить жизнь другим.
— Вы имеете в виду, прежде всего вашу собственную?
— Да, и мою…
— Кто же вас травил, скажем, последние полтора года?
— Полтора года назад…
Она не закончила, однако интонация ее была достаточно красноречивой.
— Полтора года назад вы сами отравляли жизнь таким, как я! — замечаю я.
— Так это ваш хлеб! Чего жаловаться?
Встаю из—за стола и делаю несколько шагов, чтобы успокоиться. Потом облокачиваюсь на стол и говорю:
— Вы, вероятно, воображаете, что у таких, как я, не хватает ума заниматься другой работой? Или вы думаете, что она доставляет нам райское блаженство? Профессия наша тем противнее, чем противнее наши пациенты.
— Имеете в виду меня?
— Угадали. И чтобы покончить с этим, хочу добавить следующее: вы пришли, чтобы предотвратить аварию. Я действительно узнал кое—что о вашем прошлом. Но если бы вы были чуть догадливее, вы бы еще вчера поняли, что у меня нет намерения делиться этим с кем бы то ни было. Во—первых, сведения эти чисто служебные. Во—вторых, мне кажется ваше прошлое — это действительно ваше прошлое. Мы не собираемся портить жизнь людям. Нам приходится вмешиваться лишь тогда, когда это необходимо. Карантинные меры, разумеется, неприятны, но заразная болезнь еще хуже.
Замолкаю и закуриваю, ожидая, пока Денева уйдет.
— А мне можно закурить? — вдруг спрашивает она.
— А почему бы и нет. — Я подаю ей пачку «Слънца». Дора закуривает, искоса смотрит на меня и произносит своим, безучастным голосом:
— Извините, иногда на меня находит… Поскольку я молчу, она продолжает:
— Я подумала, вы можете что—то рассказать Марину. И просто содрогнулась при этой мысли, потому что Марин — единственная преграда, отделяющая меня от прошлого. И если я еще живу, то только ради него.