Бразильская мелодия
Шрифт:
Пенев продолжает кипятиться, поминая то бога, то черта. Но наконец мне удается направить его внимание на вчерашние события.
— Вчера они начали пьянку еще засветло. Правду сказать, этот Спас пьет не очень, зато уж Моньо лакает и за живых и за мертвых. Конечно, перво—наперво включили магнитофон, да погромче, так, что голова раскалывалась. Крутят без конца «Бразильскую мелодию»… Как не опротивело ее слушать, одному богу известно. Она у меня в ушах навязла, а они…
— Вполне вам сочувствую. Ну, а потом?
— Потом
— Когда?
— Около восьми. Во всяком случае, до новостей.
— Значит, слушали Софию?
— Да. А примерно в одиннадцать поймали другую станцию.
— Когда у них все стихло?
— Как обычно, за полночь. Не раньше двух.
— К ним кто—нибудь приходил в это время?
— Никто не приходил.
— Не приходил или вы просто не заметили?
— Никто не приходил, — упорствует Пенев. — Моя комната возле самого входа в квартиру, так что я все слышу.
— А из этих двоих никто не выходил?
— Не заметил.
— Не заметили или точно никто не выходил?
— Не заметил! Потому что этот Спас, бог знает почему, имеет привычку «выходить» через окно, и если он вылез через окно, я не мог его заметить. Наша квартира, знаете, на нижнем этаже, и этот гангстер из окна прыгает прямо во двор.
— Ничего другого вы не замечали и не слышали?
— Что можно вообще у слышать в этом бедламе… Кстати, раз уж я к вам пришел, нельзя ли принять меры против этих гангстеров, а?
Провожаю Пенева до дверей. Он уходит на работу, а мой путь лежит в дом, где живут Спас и Моньо.
Женщина, которая отзывается на мой энергичный звонок, похоже, ровесница Гелевой, но, увы, выглядит она куда хуже. Увядшее лицо, беспокойный взгляд, поредевшие волосы неопределенного цвета плюс столь же неопределенное, исходящее от нее благоухание, в котором улавливается запах духов, камфоры и валерианки.
Мое служебное удостоверение усиливает ее беспокойство.
— Если вы к Спасу, то он только что ушел. Неужели снова натворил что—то?
— Не знаю, — отвечаю уклончиво. — В этом еще надо разобраться.
— Имейте ввиду, Спас — прекрасный юноша, только немного нервный, иногда его заносит. Но в этом виноват его отец, этот тип…
— Не волнуйтесь, в сущности, меня больше интересует Моньо.
Женщина спохватывается, что наговорила лишнего о Спасе, и торопливо бормочет: «Входите, прошу!»
Гостиная, темная и тесная, похожа на склад старой мебели. Комната, в которой я оказываюсь после стуку в дверь, светлая, но такая же неуютная. Молодой человек, поднявшийся мне навстречу, тоже выглядит не особенно привлекательно: худющий, с продолговатым веснушчатым лицом, соломенными бровями и соломенными спутанными
— Товарищ Киров?
Он кивает, продолжая смотреть на меня вопросительно своими светлыми и сонными глазами. Показываю удостоверение, и вопрос в его зрачках гаснет, сменяясь смутной тревогой.
— Пожалуйста… Не обращайте внимания на беспорядок…
Он пытается что—то прибрать, хотя, если начать наводить здесь порядок, понадобится по крайней мере целый день. Две кушетки с неопрятными одеялами и смятыми подушками, мужская одежда, раскиданная по стульям, пустые бутылки и книги на полу, стол, заваленный чашками, пепельницами и окурками, магнитофон и магнитофонные ленты — это лишь часть того, что можно уловить беглым взглядом. Здесь наверняка найдешь не один, а с десяток грязных мужских носков.
Отодвигаю брошенный на одну из кушеток пуловер, сажусь и закуриваю. Моньо садится напротив и тоже закуривает, надеясь, очевидно, этим скрыть свое смущение.
Сквозь широкое и грязное окно видны запущенный двор, распускающееся высокое ореховое дерево, полусгнивший деревянный забор и — по другую сторону — облупленная ограда. Солнце уже скрылось за домами, и от этого пейзаж выглядит еще мрачнее.
— Почему вы не убираете в комнате? — спрашиваю я, только чтобы что—то сказать.
— Не могу собраться с силами, — улыбается Моньо своей бледной улыбкой. Нос и верхняя губа юноши нервно подергиваются, точно он хочет прогнать назойливую муху.
— Вам нездоровится?
— Да, вчера немного передрал спиртного скромно отвечает Киров.
— И бразильских мелодий, — добавляю я. — Нельзя ли и мне послушать эту мелодию?
— Почему же нет! — оживляется Моньо. Он включает магнитофон, дрожащими пальцами устанавливает кассету и нажимает клавишу. В комнате звучит самба. Совсем неплохо, если бы не так громко.
— Если можно, чуть потише, — прошу я. И вообще, не так, как прошлой ночью.
— А, вас прислал квартирант, — догадывается Моньо.
Он убавляет звук и снова садится на кушетку. Губа и нос Моньо снова дергаются. Небольшой тик — напоминание о его юношеских излишествах.
— Скажите, откуда у вас эта страсть к громоподобному исполнению?
— Это слабость Спаса. Со временем привык и я. У Спаса есть правило: чем громче, тем убедительнее.
— Вот как! Так поэтому вы избрали эту самбу своим гимном?
— Случайная находка. Наш дом родной — кафе «Бразилия». И когда услыхали «Бразильскую мелодию», решили, что это будет наша песня. Спас даже записал ее восемь раз подряд на одной ленте, чтобы каждый раз не перекручивать катушку.
— Хитро придумано! А теперь расскажите, чем начался и как проходил ваш вчерашний кутеж.
— Ничего особенного. С той лишь разницей, что мы находились в уменьшенном составе. Мы должны были встретиться в «Бразилии», но Спас предложил выпить в домашней обстановке.