Браззавиль-Бич

Бойд Уильям

Маллабар молча, с каменным лицом выслушал мой рассказ о случившемся. Мы были наедине, в бараке для переписи, дело было после ужина. Я сидела на кровати, он — у письменного стола. Я замолчала. Он смотрел в пол. Я видела, как под аккуратной бородкой у него на скулах перекатываются желваки.

— Ассистент был с вами в поле? — спросил он официальным тоном.

— Нет, он заболел, я отправила его домой.

— Так что свидетелей у вас нет?

— Боже правый, я же не в суде. Я видела…

— Мне жаль, Хоуп, очень жаль, — перебил он меня, — что вы испытываете подобные чувства.

— Какие чувства? О чем вы говорите?

— Я готов, в этот первый и единственный раз, допустить, что шок, вызванный пожаром и утратой материалов за целый год, может как-то объяснить возникновение этой… фантастической истории.

Он посмотрел на меня, на лице у него были написаны озабоченность и участие.

— Чисто же по-человечески, — продолжил он, — я могу только выразить свою боль и огорчение в связи с тем, что вы столь неприязненно и озлобленно относитесь к нам, вашим друзьям, с которыми вы вместе работаете. И, что бы вы ни думали на сей счет, мы остаемся вашими друзьями, — он встал. — Вы сильно изменились, Хоуп.

— Допустим.

— Нет, это недопустимо. И мне вас жаль.

Я едва не взорвалась, но он продолжил свою речь, не давая мне вставить ни слова.

— На сей раз я закрою глаза на случившееся, — произнес он, — но я должен вас предупредить, что если вы будете упорствовать в подобных измышлениях, если вы вынесете их за стены этой комнаты и кому-нибудь повторите, я буду вынужден немедленно расторгнуть наш контракт. — Он сделал паузу. — Что до меня, я об этом не пророню ни слова. Никому.

— Ясно.

— Вы меня понимаете?

— Я все понимаю.

— Стало быть, Хоуп, вы человек сообразительный. Так что, пожалуйста, истребите в зачатке эти глупости.

В дверях он остановился.

— Мы больше не будем об этом говорить, — сказал он и вышел.

Этим вечером я неплохо поработала. Я легла в постель, имея почти готовый черновик статьи. Заглавие для нее я тоже выбрала хорошее: «Детоубийство и каннибализм среди шимпанзе, материалы проекта „Гроссо Арборе“». Дни мирных приматов кончились.

ПОСЛЕДНЯЯ ТЕОРЕМА ФЕРМА

Кривая Пеано. Функция Вейерштрасса. Условие Коши. Правило Лопиталя. Лента Мебиуса. Предположение Гольдбаха. Треугольник Паскаля. Отображение Пуанкаре. Ряды Фурье. Принцип неопределенности Гейзенберга. Канторово множество. Парадокс Больцано. Множество Джули. Гипотеза Реймана. И моя любимая Великая теорема Ферма.

Что стоит за этими словами? Почему они вызывают у меня такое любопытство? Что в этих именах, в этих поэтических названиях столь сильно очаровывает и завораживает? Мне хочется узнать о них, понять их выяснить, почему и для чего они появились и что означают.

Я думаю, вот о чем мечтает любой математик. Чтобы его именем была названа функция, константа, аксиома, гипотеза… Наверное, то же чувство испытывает первооткрыватель, исследователь нового континента, нарекающий горы и реки, острова и озера. Или врач, в честь которого назвали болезнь, синдром, симптом. Твое имя оказывается записанным в анналы цивилизации. Навсегда.

Великая теорема Ферма.

Теперь, читатель, немного терпения. Мне нравится произносить ее название, оно красиво звучит. Давайте вместе попробуем в ней разобраться. (Мне это тоже далось с трудом, формулы действуют на меня, как снотворное, но, кажется, я все правильно поняла.) Возьмем простую формулу: х ²+ у ²= z ². Подставим цифры вместо букв. Так: 3 ²+ 4 ²= 5 ². Равенству удовлетворяют все числа, пропорциональные этим трем. Так, 9 ²+ 12 ²= 15 ². Можно придумать и другие числа, не пропорциональные этим, например: 12 ²+ 5 ²= 13 ². Интересно, да? Еще один образчик головоломной магии и сурового изящества чисел.

И вот перед нами некий Пьер Ферма, живший в XVII веке государственный служащий, чьим хобби была математика. Он задался вопросом, может ли выполняться подобное соотношение, если степень, в которую возводят числа, выше 2. То есть выполнимо ли равенство: х ³+ у ³= z ³? Ответ — нет. Равенство не выполнялось и при более высоких степенях. И он сформулировал свою Великую теорему. Не существует положительных целых чисел, для которых при N > 2 выполняется равенство: х'' + у'' = z''.

Четыре столетия никто не мог ни доказать, ни опровергнуть Великую теорему Ферма, причем проверили все числа и степени от 3 до 125000. Самое поразительное, что Ферма в конце жизни сообщил: да, у него есть доказательство, которого, однако, после его смерти в бумагах так и не нашли. Что мне нравится в теореме Ферма, это то, что она принадлежит к числу утверждений о нашем мире, истинность которых почти несомненна, которые никто не станет опровергать, но которые в конечном счете мы строго доказать не можем.

Хоуп с трудом брела по росистому лугу к живой изгороди. Было восемь утра, и серый пронизывающий морской туман покрывал холмистые пастбища, тянувшиеся вдоль побережья в этой части Дорсета. Она сверилась с картой, чтобы убедиться, что находится в нужном месте, и свернула к углу изгороди. Дойдя до нее, зацепила конец рулетки за торчавший наружу сучок боярышника и раскрутила ее на тридцать метров. Изгородь была широкая, не меньше шести футов в основании, и росла на небольшом валу. На первый взгляд она казалась древней, а в этом случае, подумала Хоуп, есть смысл применить ее методику датировки. Она медленно прошла вдоль изгороди. В основном боярышник, но попадалось немало бузины и терновника. При более внимательном осмотре она обнаружила клен, кизил и на протяжении тех же тридцати метров небольшое вкрапление остролиста. Она отметила это на карте и в записной книжке. Шесть пород на протяжении тридцати метров: по ее теории, этой шпалере должно быть около шестисот лет. Она взяла небольшой образец почвы для геолога, потом бегло посмотрела, нет ли здесь вдобавок и ежевики, но ее не было. Затем села на приступку и сделала более подробные записи.

Когда Хоуп приступила к работе, исследование имения Неп продвинулось уже достаточно далеко. Большая часть археологической работы была завершена: могильники, загон для оленей, кельтская система землепользования — все это было тщательно исследовано, описано и зафиксировано на картах. Но эколог, вначале занимавшийся шпалерами и лесными массивами, по каким-то причинам уволился, потому и открылась вакансия, и Хоуп, заступив на его место, обнаружила столько неточностей и противоречий в его оценках, что ей, как она объяснила Мунро, пришлось все начать сначала. То есть объем работы у нее стал куда больше предусмотренного контрактом, но она была все время занята и за это благодарила судьбу.