Брэкстен
Шрифт:
Джастис издает мучительный вздох, он звучит так же повержено, как и мое сердце.
Нокс молча стоит рядом с ним, руки сжаты в кулаки, его ненависть ко мне становится обоснованной.
Я решаю не смотреть на Брэкстена, зная, что не смогу вынести того, что увижу в его взгляде.
— Бессмыслица какая-то, — нарушает тишину Джастис. — Авария произошла более десяти гребаных лет назад. Как могло пройти столько времени, и никто не знал, что она жива?
— Потому что он ее прятал, — наконец, говорит Брэкстен, звук его голоса такой
Если то немногое, что я помню, верно, меня не просто прятали, меня держали взаперти, пытали, и это будет преследовать меня вечно.
— Как бы то ни было, теперь мы знаем, кто она, — говорит Нокс. — И если то, что она помнит, — правда, то она не единственный ходячий мертвец. Хоббс все еще жив, и этот ублюдок жаждет крови.
Прозвучавшая правда заставляет меня страстно желать прижаться еще ближе к Брэкстену, но независимо от того, как сильно я хочу навсегда остаться в его объятиях, этого никогда не произойдет, потому что то, что стало известно, без сомнения, навсегда изменило наши отношения.
Глава 18
Брэкстен
Я сижу на задней веранде отцовского дома, ночь окутывает меня тьмой, отбрасывая на душу неумолимые тени. Демоны прошлого атакуют с удвоенной силой.
— Ну и как тебе, парень? Теперь уже нет желания важничать, да?
Хлыст свистит в воздухе, прежде чем обрушиться еще одним ударом на мой голый зад, срывая плоть с костей. Но при звуке расстегивающегося ремня страх перекрывает боль.
— Сейчас я тебе покажу, что бывает с самоуверенными маленькими говнюками вроде тебя.
Стиснув зубы, стараюсь похоронить навязчивое воспоминание, но это бесполезно. Беспомощность, которую я испытал в тот момент, шрамы, что я до сих пор ношу в себе, обжигают кислотой, никогда не позволяя мне забыть. Те же гребаные шрамы носит на своей невинной плоти девушка, которую я обещал защищать, и все потому, что мы сбежали. Потому что считали, что монстр мертв, горит в аду и уже никогда не сможет причинить вред другому человеку. Но оказалось, что мы ошибались, чертовски ошибались, и мне придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.
Скрип сетчатой двери нарушает мое смятение, на веранду выходят братья, каждый занимает место по обеим сторонам от меня.
— Поговори с нами, брат, — просит Джастис, нарушая мрачное молчание.
— А что тут скажешь? — Каждое слово режет горло крошечными лезвиями, я не отрываю взгляда от темноты впереди меня.
— Думаю, здесь есть что сказать.
Да, есть, о том, как девушка, за которую я отдал бы жизнь, годами страдала от жестокого обращения по нашей вине.
Одна лишь мысль об этом сжигает все внутри.
Не
— Не делай этого, Брэкс, — говорит Джастис, точно угадывая мои мысли.
Я резко останавливаюсь, поравнявшись с братьями.
— Не делать чего, Джастис? Не признавать, что мы облажались? Что убежали без оглядки и из-за этого другие страдали от его рук? Это наша гребаная вина, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь!
Джастис тоже вскакивает, оказываясь передо мной в мгновение ока.
— Да, бл*ть. Но никто не знал, что так все будет. Мы оставили его подыхать. Даже проверили, чтобы убедиться!
— Этого оказалось недостаточно, — рычу я. — Мы должны были сделать больше! Мы обрекли ее на страдания.
Мои плечи безвольно сникают, последние слова пропитаны горем.
— Он причинял ей боль из-за нас. Каждая отметина на ее теле и душе — это наша вина. — Жидкий огонь обжигает глаза, стекая из уголков, прежде чем я совсем теряю самообладание.
Брат обхватывает меня сзади за шею, притягивая ближе, позволяя тонуть в удушающей вине. Подходит Нокс и сжимает мое плечо в безмолвном утешении.
Совсем как в ту давнюю ночь. Когда все казалось таким безнадежным, и все, что у нас было, — это мы.
— Мы были всего лишь детьми, Брэкс, — хрипит Джастис, его голос наполнен тем же сожалением, которое разрывает на части и меня. — Мы сделали все, что могли, но были просто гребаными детьми. Нам удалось только это.
— Он прав. — Сдержанный голос отца проникает в наш момент.
Мы отрываемся друг от друга и смотрим на человека, спасшего нам жизни. Он спускается по ступенькам заднего хода, приближаясь в окутывающей нас темноте, и встает перед нами.
— Не вините себя в том, что случилось много лет назад. — Знание в его глазах, обращенных на нас, не спутаешь ни с чем.
— Ты знал, да? — выдыхаю я. — Все это время ты знал.
Он кивает.
— На это у меня ушло несколько месяцев, но, в конце концов, я собрал воедино то, что произошло, и откуда вы, мальчики, взялись.
— Почему ничего не сказал нам? — спрашивает Нокс, опережая меня.
— А почему никто из вас мне этого не сказал?
Мы не пытаемся объяснить, никто из нас не уверен, как выразить наш самый глубинный и вечный страх.
— Вы мне не доверяете?
— Дело не в этом, — спешно возражаю я.
— Тогда почему считали, что должны скрывать такое от меня?
Наконец, Джастис говорит за всех нас.
— Мы боялись, что правда изменит твое отношение к нам.
Лицо отца ничего не выражает, из-за чего трудно прочитать его мысли.
— И какой бы была эта правда? Что вы защищались от монстра?
— Откуда ты знаешь, что именно произошло? — спрашивает Нокс. — Откуда знаешь, что монстрами были не мы? Тогда ты нас не знал.