Бремя крови
Шрифт:
– Да-да, леди говорила, что она приходит и может оставаться неделями. Когда леди шла, чтобы прогнать ее, то возвращалась злая, а твоя жена оставалась у лорда. Леди очень сердилась, ревновала. Она ругала лорда Редгласса.
– Поверить не могу…
– Ты забыл все? Нет-нет, ты не должен забывать! Я не хочу, я не должна расплачиваться за всех одна! Ты должен помнить. Вспоминай! За три цикла до казни в покои к леди заявился лорд Редгласс, его побили, он был зол и прогнал нас. Но мы подслушивали разговор, я признаюсь в этом, я каюсь. Ты слышишь? Я плохо поступила и тогда… Леди обвиняла его в изменах и говорила, что не зря его
– И что дальше?
– Почти три цикла все было как обычно, только к леди лорд больше не заходил. Он и не завтракал, и не ужинал с ней, еду ему носили в покои, пару раз я видела в коридорах у покоев лорда твою жену. А потом эти люди… Кузен лорда и те, другие, они… Они… Они меня… – на какое-то время Ниллсу показалось, что леди пришла в себя, она прорыдала пару минут, причитая и жалея себя, а потом вдруг замолкла и уставилась в потолок.
– Что было дальше? Что ты знаешь?
Леди испугано вскрикнула, вновь ненадолго сосредоточившись на Магистре.
– Ты! Ты снова тут? Теперь ты убьешь меня? Я давно ждала тебя…
– Снова? Я не понимаю… Не важно. Рассказывай, что было после этого?
– После чего?
– После того как тебя взяли кузен милорда и его дружки!
– Ты знаешь! Ты уже знаешь, кто это был? Я не виновата, ты понимаешь, я не…
– Продолжай!
– Нас с братом, он служил при дворе лорда Редгласса, вызвали к лорду. Брату предложили денег, мне тоже, я не хотела брать, я хотела, чтобы наказали виновных и уехать подальше. Но мой брат взял золото и согласился сказать все, как надо. А потом, в ночь перед тем, как тебя с детьми поймали, брат и его друг пришли ко мне. Я не пускала никого, кроме семьи, я не хотела, я боялась, что теперь я… Что все кончено. Они завернули меня в одеяло и били. Долго били… Потом они, как кузен лорда и… И мне сказали говорить то, что я сказала на суде. Мне приказали! Я не хотела, но они обещали повторять это снова и снова и мне пришлось. Я не виновата! Я не хотела! Не хотела! Нет! – леди принялась вопить. Ниллс стоял рядом и не мог поверить во все, что только что услышал. После дня суда и казни он не видел леди Вархелп никогда до этого дня.
– Я даже не знаю, что мне думать. Куда вы пропали после казни?
– Брат отправил меня домой. Меня и золото лорда Редгласса. Я знала, что я не должна была так говорить, я не должна была обвинять вас, но я боялась. И вы начали приходить ко мне во сне. Я все время видела сон – я знала, что вы придете сразу, как только оказалась здесь. Это все было в моем сне, и эта кровать, и вы, и ваш кинжал, и я не могла двинуться с места. Все это… А они не верили мне! Никто мне не верил, ни семья, ни друзья, никто!
– Как вы оказались здесь, леди Вархелп?
– Моя семья не могла мне помочь. Они говорили, что я больна, меня лечили, но я ведь не больна – я боялась спать и рассказывала лишь то, что видела во сне. Но мне не верили. И давно, или недавно, я потеряла счет времени, пришли незнакомые люди, мой брат, тот кому достались наши земли, говорил, что они лекари и помогут мне. Мне говорили, что отвезут на Остров и вот я здесь. Они обещали, что вылечат меня, делали много плохих вещей, но как можно вылечить здорового человека?
– Но вы сейчас не на Острове. Вы у вассалов лорда Редгласса Гринбиров.
– Да? А почему?
– Не знаю. Быть может, ваш брат думал, что они помогут вам лучше.
Внизу что-то загрохотало, возможно, кто-то упал на лестнице. Кто-то очень тяжелый или что-то громоздкое. Ниллс проигнорировал бы это, но леди Вархелп вдруг вскрикнула. Она кричала до тех пор, пока Магистр не заткнул ей рот рукой. Только когда она затихла, он осторожно убрал руку.
– Сейчас вы убьете меня. Сейчас… Я знаю. Прошу вас, отпустите мне все мои грехи. Простите меня. Я не хочу навечно отправиться в обитель к Богу мучений, прошу вас!
– Хорошо. Хорошо, я прощаю вас – Ниллс и правда приготовился перерезать горло леди, когда грохот отвлек его. Всю необходимую информацию он уже получил, что делать дальше он не решил, а тащить с собой леди и тем самым давать лорду Экрогу Редглассу, если все это правда, подсказку, что пора избавляться от нового Магистра, не собирался.
Душевнобольная женщина, настрадавшаяся в молодости и страдавшая все эти годы не менее, чем Ниллс с Куором, сейчас не вызывала ненависти.
Первые годы он мечтал убить ее за ложь, чуть позднее, когда понял, что смерть не самое страшное – страстно желал поймать и заставить страдать. Когда он занял место отца, то отправлял на ее поиски своих людей, но она не появлялась нигде, ни на одном пиру, балу или охоте. Ни на одном вечере и празднике, для общества ее больше не существовало. Ходили слухи, что она не пережила насилия и убила себя, ходили слухи, что ее убило ее семейство за то, что она позволила себя опорочить.
Сейчас же, смотря на несчастную, напуганную, женщину с испорченной жизнью, он испытывал скорее жалость.
– Вы поквитаетесь с лордом Редглассом?
– Не сомневайтесь в этом, миледи. Закройте глаза.
Через минуту все закончилось – Ниллс надеялся, что ей не пришлось испытывать боль.
Магистр спустился по лестнице, переступил через тела двух слуг, обошел умирающего раненого воина и направился к выходу из замка.
Ролд справится и сам.
Кайрус
Последние циклы вышли очень напряженными, работы для королевского палача прибывало с каждым днем. Рисс и Ларс помогали отцу, забыв про усталость. Сейчас ему надо было бы проводить с любимой женой Онсой больше времени – их ребенок не прожил и недели, он родился слабым, а палач способен был лишь доползти до своей кровати и уснуть, вместо того, чтобы поддержать мать его детей.
Двое старших сыновей всегда были с ним, но его радовало, что дочери помогали по дому и старались изо всех сил.
С каждым днем люди, что были против введенных еще Фалином Добрым законов, все охотнее выходили из тени, все громче кричали, все яростнее совершали нападения на одиночных изобретателей или группы ученых. Поначалу, они вымещали свою злобу лишь на тех, кто путешествовал со своими странными диковинами, непонятными народу, но теперь…
Теперь, хоть бунтующие и кричали на всех площадях, что они лишь против того, что казна уходит на содержание лекарей и шарлатанов, и первые сейчас состоят из обманщиков да чернокнижников, бунтующие перестали делать различия между учеными и менестрелями.