Бремя обвинения
Шрифт:
– Вы знали, где живет Подпасков?
– В позапрошлый приход я поздно уходил с судна, уже после часу ночи. В диспетчерской порта мне дали дежурную машину и попросили заехать к Подпаскову, чтобы передать записку. Я знал, где он живет…
– А до этого вы были знакомы?
– Конечно. Он закреплен за нашим судном и по приходе «Уральских гор» всегда бывает на борту.
– Какие у вас были отношения с диспетчером Подпасковым? – спросил Юрий Алексеевич.
– Нормальные отношения. Дело он знал.
– Хорошо. Значит, вы отправились к нему на квартиру, – уточнил
– Около восемнадцати часов. У проходной я схватил такси и поехал прямо туда…
– У вас были какие-то определенные намерения?
– Не знаю… Кажется, нет. Мне надо было самому во всем убедиться… Я поднялся по лестнице. Рванул дверь, но она была заперта. Позвонил. Открыл Подпасков. Мне показалось, что он удивился моему появлению, но отступил в сторону, приглашая войти.
– Удивился или испугался? – задал вопрос Василий Пименович.
– Нет, испуганным я бы его не назвал. Потом я задумывался над этим, и меня смущала его готовность, с которой он приглашал меня войти.
– Вы хотите сказать, что застигнутые врасплох любовники так себя не ведут? – спросил Леденев.
– Да, именно это я хотел сказать… В комнате Подпаскова я увидел Таню. Она держала в руках бокал. На столе стояла открытая бутылка шампанского и второй бокал. Увидев меня, Таня побледнела… Я велел ей тотчас уходить. И она вышла. Мы остались с Подпасковым вдвоем. Я хотел показать ему записку и потребовать объяснений. Но он меня опередил. Он сказал… Лучше б ему не произносить этих слов…
Яковлев замолчал и потянулся за сигаретой. Василий Пименович и Леденев ждали, когда он закурит.
– И что он оказал?
– Он сказал мне: «Что ты бегаешь, чиф, за своей бабой, как ошпаренный пес? Это такая порода: захочет, так у тебя на глазах отдастся кому угодно… Садись, выпьем лучше».
Старпом глубоко затянулся, потом еще и еще… Тщательно загасил в пепельнице сигарету.
– Если б он не сказал этого, возможно, все бы обошлось. Но от этих слов разум мой снова помутился. Я ударил Подпаскова…
– Чем ударили?
Яковлев удивленно глянул на Бирюкова:
– Как «чем»? Кулаком. – Он сжал пальцы правой руки в кулак. – Вот этим, – сказал старпом.
Бирюков и майор переглянулись.
– Да-а, – протянул полковник. – И что же вы, хотите всерьез уверить нас, что отправили Подпаскова на тот свет кулаком? Кулак, правда, у вас приличный…
– Нет, конечно! – ответил Яковлев. – Кулаком, наверное, не убьешь. Но двинул я его крепко, и он, по-моему, упал. Ну и мог удариться головой обо что-нибудь. Поверьте, я не хотел убивать.
– А может быть, это и не вы убили? – спросил Василий Пименович.
Поначалу Леденев подумал, что Бирюков задал не тот вопрос, но затем решил, что психологически такой поворот в допросе будет верным.
– А кто же еще мог убить? – удивился Яковлев, и Юрий Алексеевич отметил, что удивление старпома было искренним.
«Или очень профессионально играет», – подумал он, преодолевая то внутреннее сопротивление, которое приходило, когда он думал о Яковлеве как об убийце.
– Что вы делали потом? – спросил он старпома.
– Я выбежал из квартиры… Почему-то мне противно было от мысли оказаться дома, требовать объяснений у жены… Я бродил по городу, дважды подходил к своему дому, но войти не решился. Затем купил водки и отправился на такси в поселок Гремячий Ручей. Там работает на барже шкипером мой родственник из нашей деревни. Баржа у него была на отстое, а сам он на борту. Там мы напились… Утром стали опохмеляться, – словом, пьянка началась по новой… Мне показалось, что жизнь кончилась, я снова и снова вспоминал содержание записки, и перед глазами моими вставала жена с бокалом шампанского в руках. А к вечеру приехал баржевой матрос из Поморска. Он и рассказал об убийстве Подпаскова… Я перестал пить и рано утром первым автобусом поехал в город. Сразу хотел идти в милицию и обо всем рассказать, но после выпитого мучила жажда. Решил выпить пива. В последний, так сказать, раз…
Яковлев замолчал, потянулся было к сигарете, но спохватился, отдернул руку и вопросительно посмотрел на Бирюкова.
– Курите, курите! – сказал полковник. – Что вы еще можете добавить к своему рассказу?
– Больше ничего.
– Хорошо. А теперь мы зададим вам несколько вопросов. Давайте вы, Юрий Алексеевич.
– Кто-нибудь, кроме вас, знает о том, что вы получили записку?
– Нет, я никому не говорил. Сами понимаете, что такой информацией не делятся…
– Понимаю, а шкиперу, вашему родичу, вы говорили о случившемся?
– Нет.
– А как вы объяснили ему неожиданный визит и пиршество?
– Ну… Как вам сказать… У моряков не принято доискиваться до причин, по которым их товарищ решил «дать газ» – загулять, значит… Сказал, что пришел с рейса, давно не видел земляков, решил навестить… Этого ему было достаточно.
– Понятно, – оказал Бирюков. – А теперь посмотрите сюда. Ваши гантели?
– Да, – растерянно сказал Яковлев. – Это мои гантели. Я держу их в каюте, чтоб иногда размяться.
– Посмотрите внимательно, Валерий Николаевич. Гантели эти кустарного производства, но и такие изделия могут быть похожими одно на другое.
– Да нет же, это мои гантели, – сказал старпом. – Вот здесь, видите, две каверны рядом и царапина на другой. Я хорошо знаю свои вещи.
– Это похвально – знать свои вещи… Ваше утверждение запротоколировано… Дело в том, что одной из этих гантелей был убит диспетчер Подпасков.
– Как?! – вскричал Яковлев. – Но я…
– Вот именно вы… Вы могли использовать один из этих снарядов в качестве орудия убийства. Видите, как легко отвинчиваются шары с рукоятки! Один такой шар вместе с рукояткой был обнаружен за дверью черного хода у котельной. На шаре нашли следы волос и кожи. Да и форма травмы на голове Подпаскова соответствует форме и размерам шара на гантели. Второй шар, свинченный за ненадобностью, сегодня ночью был найден во время обыска в вашей каюте. Там же была и другая гантелина. Члены экипажа признали это вашей собственностью, как только что признали и вы сами…