Бремя обвинения
Шрифт:
Прошла минута-другая, а Таня продолжала стоять у ворот. Наконец она решила дождаться Леденева – ведь это он привел сюда ее мужа. Да, самое верное дело – дождаться Леденева.
Истек первый час ожидания, начался второй, а Леденева все не было… Таня ходила от угла до угла, нервно оглядываясь. А Юрий Алексеевич и Яковлев тем временем в сопровождении конвоиров уже прошли в здание управления, которое сообщается со следственной тюрьмой внутренним ходом.
Через два часа бесцельного ожидания Таня вдруг увидела знакомую. Она почему-то решила, что весь город уже знает о преступлении
Быстрыми шагами она направилась прочь. Домой идти было страшно – с ума можно сойти в четырех стенах, – беспокоить Веру Васильевну снова, да и как общаться с женой человека, арестовавшего мужа и, наверно, ведущего теперь следствие по его делу!
Таня поравнялась с входом в парк и свернула туда в надежде, что уж здесь ей не грозит встреча с кем-либо из знакомых. Но не успела пройти и сотни шагов, как ее окликнули:
– Таня! Танечка!
Она повернулась и увидела доктора Еремина.
– Здравствуйте, Танечка, – сказал он. – Далеко ли направились? – Таня промолчала. Еремин внимательно поглядел на нее и осторожно взял за локоть: – Что это с вами? Вы больны? Так почему же разгуливаете? И как это только Валерий Николаевич выпустил вас из дому?
Едва Еремин упомянул имя мужа, Таня судорожно вздохнула и вдруг зарыдала, припав головой к плечу Василия Тимофеевича. Еремин растерялся.
– Что вы, что вы, Танечка… Успокойтесь, – заговорил он, пытаясь отвести ее в сторону и усадить на скамейку. – Сядьте вот тут, успокойтесь, возьмите себя в руки, нельзя же так… Что случилось? Расскажите… Может быть, я смогу вам помочь.
Всхлипывая, прерывающимся голосом Таня поведала Василию Тимофеевичу о событиях последних дней. Рассказала и о встрече, которая произошла сегодня утром.
– Так-так! – сказал Еремин, выслушав Танину исповедь. – Значит, Валерия Николаевича арестовали… Это плохо. Арест означает, что его считают виновным в смерти диспетчера.
– Да ведь у нас-то и не было ничего с Подпасковым! – вскричала Таня.
– А разве я вам не верю? – с горечью сказал Еремин. – Я давно знаю Валерия Николаевича, кристальной честности человек, умница, выдержанный и тактичный, настоящий интеллигент, одним словом… Нет, здесь, Таня, что-то не так. Вам сообщили об аресте мужа?
– Нет, ведь я же не была дома…
– Тогда отправляйтесь домой и ждите от меня вестей. Никуда не выходите. А я отправлюсь в порт, в пароходство, если надо – обращусь в прокуратуру. Необходимо, наверное, подумать и про адвоката. Возьмите себя в руки, Таня, будьте мужественны. Я уверен, что это недоразумение.
Допрос подозреваемого в убийстве старшего помощника капитана теплохода «Уральские горы» Валерия Николаевича Яковлева начался, как обычно, с вопросов, касающихся его личности. Яковлев спокойно отвечал, иногда поглядывал на записывающего ответы Леденена, сидевшего в стороне. Вопросы задавал Бирюков. Яковлев сидел лицом к нему, но смотрел куда-то мимо, сквозь стены, не встречаясь с полковником глазами.
– Вам известно, что вы подозреваетесь
– Да, – сказал Яковлев, – диспетчера Подпаскова убил я.
Яковлев по-прежнему смотрел куда-то за спину полковника Бирюкова и казался спокойным. Василий Пименович рисовал фигурки на листе бумаги, а Леденев не торопясь раскрывал новую пачку сигарет, поддевая ногтем красный целлофановый хвостик. Хвостик не поддавался, ноготь майора скользил по пачке, и Юрий Алексеевич начал тихо злиться. Полковник Бирюков вздохнул, выпрямился, перевернул испещренный рисунками лист бумаги чистой стороной и спросил:
– Вы отдаете себе отчет, Яковлев, в том, что сказали нам?
– Отдаю.
– Что ж… Тогда расскажите, как все это произошло.
По словам Валерия Николаевича, выходило, что все произошло случайно и неожиданно для него самого. Он никогда не проявлял явной ревности к своей жене, но в глубине души, как, наверное, и многие мужчины, а особенно те из них, которые часто и подолгу отлучаются из дому, допускал некоторые сомнения…
– Все-таки я старше ее на десять лет, – сказал Яковлев. – И характеры у нас разные. Таня любит шумные компании, общество, как она говорит, а мне предпочтительнее домашний уют, тишина, возможность побыть с Таней. Извините, я, наверное, не то говорю…
– Продолжайте, продолжайте, – сказал Бирюков.
– Словом, я бывал с ней там, где мне не по себе… Иногда мне не нравилось, когда какой-нибудь хлюст был чересчур внимателен к жене, но неудовольствия своего я не высказывал. Не хотел выглядеть старым ревнивцем… Но видимо, какой-то червячок внутри существовал. Да… Можно мне закурить? – Яковлев затянулся дымом, с минуту молчал, затем продолжал снова: – Все началось с записки. Я вошел к себе в каюту и увидел на письменном столе листок. Печатными буквами там было написано: «Яковлев! Ты – рогатый козел! Твоя жена – шлюха…» Ну и дальше в том же духе. Что она с диспетчером Подпасковым в его квартире…
– Где эта записка? – спросил Леденев.
– Тогда, в каюте, я сунул ее в карман… Потом, после всего этого, вспомнил о ней, обшарил все карманы, но не нашел. Вероятно, обронил где-то…
– Жаль, Яковлев, жаль, – сказал полковник. – Эта записка сейчас была бы как нельзя кстати.
– Какое это имеет значение? – возразил старпом. – Разве я отрицаю свою вину?
– Так-то оно так… Но продолжайте.
– Прочитав записку, я потерял самообладание, будто шарахнули чем по голове.
– И вы ни на миг не усомнились в истинности сообщенного вам? – спросил Леденев.
Яковлев опустил голову:
– Я понимаю ваш вопрос… Потом… Уже после случившегося, когда остыл маленько, тогда думал… Думал, что могли ведь и наплести на Таню…
Старпом поднял голову и посмотрел на Юрия Алексеевича, затем перевел взгляд на Бирюкова.
– Но ведь я видел, как она распивала шампанское с этим типом! – выкрикнул он.
– Успокойтесь! – сказал полковник Бирюков. – Продолжайте рассказ и старайтесь не пропустить подробностей.
– Ну, я, значит, выбежал на причал и направился к проходной, чтобы их… проверить…