Бремя секретов
Шрифт:
Цубаки, самая младшая из моих внуков, родилась в тот год, когда мы с мужем переехали сюда. Она привязалась к деду сильнее, чем ее брат и сестра.
По пути в школу Цубаки напевает песенку, мотив которой мне никак не удается уловить. Я слушаю вполуха. Все равно я не понимаю современных песен. Потом Цубаки взахлеб рассказывает о своем классе и об учительнице.
— У меня в классе есть ученики со странными фамилиями. У одной девочки фамилия Ниидзума, а у другой — Вагацума. О жене господина Ниидзумы говорят: «Вот ниидзума господина Ниидзумы». А когда господин
Я смеюсь:
— Забавно.
— Бабушка, а ты знаешь, почему папа назвал меня Цубаки?
— Нет. Но твоему папе, наверное, нравятся цветы цубаки.
— Он сказал, что назвал меня так в память о квартале Урагами в Нагасаки, где он жил, прежде чем начал работать в Токио. Недалеко от дома был бамбуковый лес, там росли камелии, и папа часто ходил в лес читать или гулять.
— Вот как? А я и не знала.
— Бабушка, а тебя кто назвал Марико? Мама говорит, что в то время это было редкое и необычное имя.
— Да, — отвечаю я, — твоя мама права. Я не знаю ни одной женщины моего возраста с именем Марико. Так назвала меня мама.
— Но почему она выбрала именно Марико?
Я молчу и спустя мгновенье отвечаю:
— Мама часто бывала в католической церкви. Ты ведь знаешь, кто такие Мария и Кирисуто?
— Знаю. Красивое имя — Марико. А какая у тебя была фамилия, до того как ты вышла замуж за дедушку?
Я так и застыла на месте. Меня охватило странное чувство. Моя прежняя фамилия? О какой из них идет речь? Пытаюсь собраться с мыслями. Цубаки смотрит на меня:
— Что случилось, бабушка?
Наконец, придя в себя, я отвечаю:
— До свадьбы меня звали Марико Канадзава.
Десять лет я носила это имя. Теперь я вдруг понимаю, что не произносила его долгие годы.
— Канадзава? — удивленно повторяет Цубаки. — Точно так же зовут мою подругу Юмико!
— Юмико Канадзава?
— Да. Ну и совпадение! Непременно расскажу ей.
Я иду молча. Цубаки снова начинает что-то напевать. Мы подходим к школе. Взглянув на небо, Цубаки говорит:
— Чудная погода! Бабушка, а что ты будешь сегодня делать?
Поразмыслив с минуту, я отвечаю:
— Может быть, схожу на могилу к дедушке. Цветы, которые я приносила на днях, наверное, уже завяли.
— Значит, ты пойдешь к дедушке? А ты можешь купить ему незабудки?
— Незабудки? Что это за цветы?
Я ни разу не слышала такого названия.
— Так по-русски называются васуренагуса. Дедушка однажды сказал, что очень их любит.
— Ты знаешь о моем сыне и о муже то, чего не знаю я сама. Так и быть, куплю, если они еще остались в цветочном магазине. Ты ведь помнишь, что васуренагуса уже давно отцвели.
Мимо проходят одноклассники Цубаки. Звенит звонок к началу урока.
— До свиданья, бабушка! Не забудь слово «незабудка».
И Цубаки убегает вместе со своими подружками.
Я склоняюсь над могильной плитой, на которой выгравирована надпись «Семья Такагаши». Гладкая каменная плита блестит в лучах солнца. В две бамбуковые вазы я ставлю букеты колокольчиков. Когда я увидела в цветочном магазине колокольчики, то не смогла удержаться. Ведь васуренагуса, о которых говорила Цубаки, там все равно не было. А русское название этих цветов я уже забыла.
На протяжении долгих лет у моего мужа болело сердце: он подорвал здоровье, когда работал в Сибири. В 1943 году его перевели в лабораторию при госпитале в Маньчжурии для проведения исследований военных лекарственных препаратов. К тому времени в Нагасаки уже приехал отец Юкио, который должен был заменить его в лаборатории. Незадолго до конца войны мужа отправили в Сибирь, и в Японию он вернулся только через два года после поражения Германии. Атомная бомба взорвалась в его отсутствие. К счастью, мы не погибли, хотя жили в долине Урагами — как раз в том квартале, на который сбросили бомбу. В то утро я пошла в деревню, чтобы купить риса, а Юкио вместе с коллегой мужа отправился в университетскую больницу, расположенную в центре города. В момент взрыва они находились в каменном здании, и это защитило их от радиации. Отец Юкио погиб в своем доме.
Именно в тот день я покинула квартал Урагами с маминым дневником в сумке. Судьба! Я пережила эту вторую катастрофу, сохранив единственное доказательство своего происхождения.
Сомкнув ладони, закрыв глаза, я молюсь за упокой души моего мужа. Это был человек с добрым сердцем. На протяжении всей своей жизни он оберегал и защищал нас с Юкио. Он даже отказался от наследства родителей, которые противились нашему браку. Он был единственным сыном знатной семьи Такагаши.
Я уверена, он бы не изменил своего отношения ко мне, узнав о моем корейском происхождении. Но я не хотела делить с ним это бремя. Это могло бы сказаться на его общении с окружающими и разрушить благополучие Юкио и его детей. Глядя на могильную плиту, я думаю: «Мой дорогой, ты понимаешь меня? Я всегда была благодарна тебе за твою силу и твою нежность. Благодаря тебе я жила в счастье».
Поднявшись с коленей, я вдруг вспомнила русское название цветка: незабудка. Мой муж не любил рассказывать о двух годах, проведенных в Сибири. Наверное, это было трудное для него время. И тем не менее он сохранил в памяти название цветка.
— Госпожа Такагаши!
Это господин Накамура, отец нашего соседа. Я возвращаюсь с кладбища.
— Как поживаете? — спрашивает он.
— Прекрасно, — отвечаю я с легким поклоном. — Благодарю вас за помощь на похоронах моего мужа.
— Пустяки. Мы ведь были друзьями с господином Такагаши. Он прожил здесь, в Камакуре, всего лишь семь лет, но мне казалось, что мы знакомы целую вечность. А сколько партий в шоги мы сыграли! Мне их теперь так не хватает, хотя я и проигрывал все время. Как дела у вашего сына?
Он говорит без остановки. Помню, как они с мужем подолгу беседовали за чашкой саке. Я никогда не участвовала в их разговорах. Не люблю много говорить.
— Простите, — отвечаю я. — Я сегодня спешу.