Брестский мир: Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Бутаков Ярослав Александрович

Опасение, что враг возьмёт Москву, хотя война идёт ещё где-то в Белоруссии, делается навязчивым. 7 сентября: «Становится весьма вероятно, что немцы дойдут и до Москвы». 8 сентября: «Так немцы дойдут и до Москвы… О победе над немцами я уже и не мечтаю». 11 сентября: «Если немцы займут Москву — то Россия не в состоянии уже сопротивляться». 20 сентября: «Похоже, что наши армии имеют в виду отступать до Москвы, а может и дальше».

К началу октября 1915 г. русские войска остановили наступление врага. И наш патриот, перестав бояться скорого падения Москвы, делает такую «пророческую» запись 6 октября: «Правду

сказать, я теперь уже не имею никакого сомнения в победе Германии. Вопросы могут быть лишь частные: возьмут ли немцы Москву? Возьмут ли они Петербург? Но они, конечно, победят, и наши союзники сами на мир согласятся. Немцы умны, патриотичны, имеют превосходное государство. А у нас — всё скверно, и подданные, и правительство, нет ни ума, ни знаний, ни порядка, ни даже совести. Из всех же наших зол — самое ужасное — это власть, которая, вероятно, погубила бы нас даже и в том случае, если бы мы были порядочным народом».

Автор был явно не в ладах с логикой. 7 января 1916 г. он пишет: «Несчастная, погибшая страна! А ведь если бы наш правительственный слой и выращенный им командный состав армии стоили хотя бы ломаный грош, то мы могли бы быть теперь в Берлине». Вспомним то, что он писал за три месяца до этого! И как же это? Если «немцы умны, патриотичны, имеют превосходное государство», то как «ломаный грош» смог бы их победить всего за полтора года?!

Лев Тихомиров был одним из умных людей России того времени, предвидевший или предчувствовавший многое из того, что произошло с Россией затем (почему мы и уделяем ему столько внимания). Тем примечательнее, что большинство его рассуждений о войне нелепы и наивны. В частности, его замечание об «отсутствии военных дарований» у русского командования выдаёт его узкий обывательский горизонт. Даже во времена Наполеона дело решали «большие батальоны», как признавал сам этот великий полководец, а не таланты. В начале XX века война превратилась в войну огня и стали, в столкновение огромных человеческих масс, в борьбу на истощение математически исчисляемых единиц, перед подавляющей и всесокрушающей силой которых сникала воля полководца. Тихомирова извиняет то, что вместе с ним это непонимание природы современной войны проявляла почти вся русская элита, не исключая военных.

Примечательно, что Тихомиров на страницах своего дневника находит место для фактов оптимистических взглядов на перспективы войны, однако не спешит поддаваться их влиянию. Как правило, почти все такие воззрения исходили из среды военных или людей, близко стоящих к армии. Казалось бы, они должны быть лучше информированы, и им следует верить. Вот, например, запись от 31 августа 1915 г. По сведению одного из знакомых, «теперь произведено снарядов огромно — на заводах, организованных правительством», и это, как мы знаем сейчас, было именно так. «О настроении войска тоже пишут, что оно бодрое и у всех есть уверенность в победе». Однако тут же другой знакомый уверяет, что «война проиграна», и Тихомиров склоняется к его мнению, хотя и знает, что тот «преисполнен глубокого уважения к немцам» и «по существу оппортунист».

В дневнике Тихомирова рядом с меткими наблюдениями и точными прогнозами соседствуют непроверенные и просто вздорные известия. Отмечая, что «народ уже обезумел, уже нервно пьян» (запись от 17 сентября 1915 г.), автор дневника нередко сам некритично повторяет народные сплетни о засилье немецких шпионов и т.п. Всё вместе слагается в картину хаоса, царившего не столько в стране, сколько в головах таких людей, как Тихомиров. Это было симптомом общего явления растерянности русской элиты перед реалиями тотальной войны, к которому мы ещё вернёмся на страницах книги.

Попытка коренного перелома

Во время Великого отступления, 22 августа (4 сентября) 1915 г. Николай II лично занял

должность Верховного главнокомандующего вместо великого князя. Вскоре после этого прекратилось отступление Русской армии. Можно отрицать всякую связь между этими двумя фактами, но смена Верховного главнокомандующего, во всяком случае, не отразилась в худшую сторону на руководстве Русской армией.

В 1915 г. произошли изменения в расстановке сил на европейской арене. 10 (23) мая в войну на стороне Антанты вступила Италия. Это долго никак не влияло на общий ход войны. Объявление же Болгарией 1 (14) октября 1915 г. войны Сербии сразу заметно усилило позиции Центральных держав. Сербия, оказавшаяся в стратегическом окружении, не смогла долго сопротивляться. В январе 1916 г. остатки её армии были эвакуированы на остров Корфу, откуда вскоре переправлены на новый Балканский фронт, открытый союзниками в Северной Греции.

Николай II рассматривал оказание помощи Сербии как дело чести России, не забывая и об общих стратегических выгодах. Нанести непосредственный удар по Австро-Венгрии или Германии Русская армия, только что закончившая Великое отступление, не могла. Царь замыслил десантную операцию в тыл Болгарии, на её черноморское побережье, откуда можно было бы нанести удар и по Царьграду.

Это была вторая за войну русская попытка осуществить захват Проливов. Как и первая, она не дошла до стадии реализации. Новый командующий 7-й армией (теперь она состояла уже из трёх корпусов) генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев приложил все усилия, чтобы убедить нового начальника штаба Верховного главнокомандующего, М.В. Алексеева, в безнадёжности осуществления десантной операции. Встретившись с организованным саботажем генералитета, царь был вынужден уступить. Сербия была предоставлена собственной печальной участи.

В результате кампании 1915 г. положение Центральных держав (теперь это был, вместо Тройственного, уже Четверной союз) значительно улучшилось. С захватом территории Сербии в руках Германии и её союзников полностью оказалась стратегическая железная дорога Берлин — Вена — Стамбул, связывавшая Центральную Европу с важной в сырьёвом отношении Передней Азией. Стратегическое пространство Четверного союза расширилось и укрепилось.

Но и Антанта мобилизовала усилия, что выразилось прежде всего в попытке координировать ведение военных операций на разных фронтах. На совещании представителей штабов союзников в Шантильи (Франция) в феврале 1916 г. было принято решение, что Русская армия перейдёт в наступление против германских войск не позднее 15 июня по н. ст., а англо-французские армии на своём фронте — не позднее 1 июля по н. ст. Русский представитель в Шантильи генерал Жилинский без возражений принял продиктованную ему союзниками диспозицию.

Действительность, как обычно бывает, спутала все планы. 8 (21) февраля 1916 г. германская армия начала мощные атаки на укреплённый район французов Верден. Французское командование, как стало для него привычным, обратилось к русскому с требованием немедленно воздействовать на немцев энергичным наступлением. Русские войска 5 (18) марта 1916 г. были двинуты в атаки у озера Нарочь в Белоруссии. За две недели тяжёлых боёв наступление захлебнулось в русской крови. Германское командование не сняло в этот период ни одной дивизии из-под Вердена.

2(15) мая 1916 г. австрийские войска начали неожиданное наступление на Итальянском фронте, стремясь ударом из Южного Тироля отрезать итальянские войска в областях Фриуль и Венето. Внезапность этой атаки и угроза окружения испугали итальянское командование. Король Виктор-Эммануил III послал личную телеграмму Николаю II, прося ускорить переход русских войск в наступление против австрийцев. Одновременно с таким же требованием к русским обратилось французское командование.

Складывалось впечатление, что итальянское руководство может заключить с противником сепаратное перемирие, что нанесло бы сильный моральный удар по Антанте. Воздействовать на австрийцев немедленным наступлением могла только Россия. Николай II повелел начать наступление Юго-Западного фронта (главнокомандующий Брусилов) на двенадцать дней раньше намеченного срока.