Бриг «Артемида»
Шрифт:
…И страхи эти не отпускали его до возвращения капитана. Гриша ушел в каюту, съежился на койке – не было желания смотреть на чужие берега и скалы. Чтобы унять тоскливую тревогу, Гриша стал вспоминать «ту самую» музыку:
Тронет пружинку стальной волосок —Где-то проснется лесной голосок,Шелест листвы,Шорох травы…Стало полегче, спокойнее, но полностью страх не ушел. И когда снаружи раздались плеск весел и голоса, говорившие о возвращении капитана, Гриша выскочил наружу,
3
Было не по себе, стыдно, и все же он не удержался – пробрался в кают-компанию, где собрались офицеры (и Митя, и доктор, конечно). Устроился между спинкой длинного дивана и стенкой с кормовыми окнами. «Если заметят, скажу, что искал потерявшегося кнопа…» Впрочем, едва ли бы его выгнали, понимая, как натянуты нервы мальчишки…
Капитан сказал, усмехаясь:
– Французы и в самом деле весьма галантные люди. Капитан Ансу – не исключение…
Далее Гриша услышал рассказ о пребывании Николая Константиновича на фрегате – рассказ, показавшийся сперва не во всем понятным, но после сложившийся в более или менее связную историю. Вот она…
Капитан фрегата приветствовал русского командира и его спутника с безукоризненной вежливостью, представил своих офицеров. Приказал принести вина («Кстати, прекрасное вино, не правда ли, мичман?»). Поднял тост за счастливый случай, давший возможность принять у себя российских мореходов.
– Но… – сказал он, ставя бокал, – обстоятельства войны вынуждают нас коснуться и неприятной темы. Поскольку мы, волею политиков, оказались нынче в роли противников, необходимо решительно и не роняя достоинства развязать этот узел.
Кстати, по словам Николая Константиновича, капитан Ансу был высок, строен, горбонос, имел бородку клинышком и похожие на стрелки усы. Он все время сдержанно улыбался. С этой улыбкой он и продолжил речь.
Ввиду того, что силы противников несравнимы, сказал Ансу, благоразумнее всего русским было бы сдать бриг французам, которые вправе рассматривать «Артемиду» в качестве приза. Это позволило бы избежать бессмысленного кровопролития.
– Разве вы – капер? – не сдержался Гарцунов.
– Конечно же, нет! Мы – военный фрегат Антильской флотилии, чьей задачей является охрана здешних французских вод… в которые вы столь неосмотрительно вошли. Впрочем, и в нейтральных водах ситуация оказалась бы такой же. Только у вас была бы возможность уйти от преследования. А здесь – увы…
– Если вы не капер, то почему речь идет о призе? Уместнее было бы употребить слово «трофей»…
– Вы правы, я неточен в терминологии. Однако же это не меняет сути.
– В чем-то меняет, – возразил Гарцунов. – Вы могли заметить, что мы несем флаг Российско-Американской компании, в данном случае мы – коммерческое и экспедиционное судно. В связи с международными правилами, такие суда, в случае военных конфликтов, не подлежат задержке и захвату.
– Ну-у, господин капитан второго ранга, – снисходительно произнес Ансу (мы, мол, прекрасно понимаем друг друга). – Вы в военной форме и при оружии, а смена флага – минутное дело. Стоит ли утомлять друг друга пустыми формальностями…
Гарцунов понимал, что француз прав. И все же возразил снова:
– Наше плавание не содержит никаких военных задач. Мы не вели разведки, не собирались участвовать в баталиях. Доказательством нашей совсем не военной миссии служит и тот факт, что у нас на судне ребенок.
Ансу удивленно приподнял брови, но тут же воскликнул:
– Тем
– Это очень любезно с вашей стороны, месье, – отозвался Гарцунов. – Однако же у русских офицеров принято сохранять оружие для боя, а не для пустого этикета.
Мичман Сезаров, безукоризненно владеющий французским, на всякий случай перевел эту фразу.
Капитан Ансу впервые проявил раздражение (правда, еле заметное):
– Вы что же, рассчитываете повторить подвиг брига «Меркурий»? Но такая удача выпадает раз в тысячу лет!.. Гораздо разумнее поступил капитан Стройников, когда, окруженный турецкой эскадрой, сдал фрегат противнику.
Видимо, французский капитан неплохо знал морскую историю.
– Решение Стройникова – дело его совести, – раздельно произнес Гарцунов (так внятно, что перевода не требовалось). – Я же и мои офицеры, владея полным боезапасом и четырьмя десятками отнюдь не робких матросов, едва ли сочтем возможным спустить флаг без боя.
Французский капитан, в свою очередь, не считал возможным упустить добычу, так счастливо для него угодившую в капкан.
– Я мог бы, – сообщил он с доверительной ноткой, – посадить на шлюпки десант и взять ваш кораблик на абордаж. Людей у меня достаточно. Только это привело бы к ненужным потерям… Я мог бы высадить часть людей на сушу, и они, добравшись до Пуэнт-а-Питра, могли бы создать группы захвата из добровольцев, которые атаковали бы бриг на рыбачьих лодках. Но, признаюсь честно, я не очень доверяю местному населению. В основном это негры и мулаты, бродяги и разбойники. Предпочитаю воевать своими силами… Должен предупредить, что уйти под покровом ночи вам не удастся. Я блокирую бухту боевыми группами на шлюпках и буду регулярно жечь фальшфейеры.
– Я не сомневаюсь, что вы искусный командир, – Гарцунов хотел сказать это с язвительной ноткой, но получилось просто печально. – Мне в любом случае необходимо время, чтобы собрать совет офицеров и принять окончательное решение…
– Я охотно дам вам время на размышления. До завтрашнего утра. Честь имею…
– Честь имею.
– Таковы обстоятельства… – закончил Гарцунов сообщение офицерам. – Ваше мнение, господа?
– Да какое может быть мнение? – воскликнул гардемарин Невзоров. – Будет к вечеру ветер – пойдем под ветром! Заранее только надо поставить стеньги и брам-стеньги. Не будет ветра – пойдем на веслах. Сразу не разглядят, несмотря на фальшфейеры! Приблизимся, дадим залп всем бортом! А там, глядишь, и уйдем! Стоит вырваться на чистую воду…
– На сей раз гардемарин рассуждает здраво, – заметил лейтенант Новосельский.
– Я всегда рассуждаю здраво!.. Виноват, господин лейтенант…
– Шансов – один из десяти, – сказал Стужин.
– Следует расставить всех свободных от парусов матросов с ружьями вдоль борта, – вставил слово мичман.
– А мне дадут ружье? – тонко и громко спросил Гриша.
Он давно уже, не скрываясь, стоял за диваном, его не замечали. Теперь заметили.
– Еще не легче, – сказал штурман Иван Данилович. – С мальчиком-то что делать? Убьют ведь…