Бригантина, 66
Шрифт:
Длина стены по периметру свыше километра. Она ограничивает неправильный пятиугольник. В ней восемь больших круглых башен и семь ворот. Когда-то главными считались Святые ворота, выходящие в сторону бывшей гавани. Сейчас они закрыты. Над ними высится церковь Благовещенья с характерным куполом луковкой. По бокам ворот еще уцелели пузатые, похожие на ножки рояля деревянные колонны с крашеной резьбой. Теперь вход на территорию монастырского кремля — только через большую арку со стороны Святого озера.
Туда мы и направились. Отыскали Островной Совет и его председателя, товарища Таранова, который лично регистрирует всех приезжих. Он поселил нас в гостинице. Отдохнув, мы стали знакомиться с островом. Здесь мы тоже, как бы помимо собственной воли, столкнулись с историей. Причем больше с историей минувших столетий, нежели нынешнего. Судьба Соловков сложилась так, что XX век здесь только разрушал, а все предыдущие
Сейчас остров живет обычной жизнью советского населенного пункта, занимая положение довольно скромное, предназначенное ему природой. Это и есть самое замечательное, главное чудо, которое совершилось, наконец, после пяти столетий «чудес» и… беззаконий. Жизнь здесь как бы начинается сызнова. Своя экономика острова незначительна. Да в ней, по правде сказать, и нужды особенной покуда нет. При современном транспорте и промышленности ничего не стоит обеспечить тысячу-другую жителей (всем необходимым, хотя потребности у них куда больше, чем были у людей давно минувших времен. Сейчас монахам пришлось бы, пожалуй, строить завод радиоприемников и электроприборов, открывать киностудию и изготовлять вертолеты!
Но монахов на острове Соловецком давным-давно нет. Здесь трудятся рабочие агарового завода, добывая из морских водорослей ценное сырье для кондитерской и медицинской промышленности. Работают педагоги, врачи, другие служащие, сезонные строители, скотоводы и рыбаки. Люди обзаводятся семьями, ходят в клуб, устраивают в праздничные дни пикники в лесу, отправляются на рыбалку и на охоту, разъезжают по устроенным еще монахами прямым и гладким дорогам на велосипедах и мотоциклах.
Они благоустраивают свой городок и налаживают сельское хозяйство. Многие полюбили остров, на который приехали, казалось бы, ненадолго. Кое-кто обосновался здесь уже прочно, навсегда. Одних влечет природа, других — история. И то и другое, несмотря на суровость, богато здесь необыкновенно. Жизни человеческой не хватит для досконального их изучения. А простор для новых открытий неогляден.
Мы познакомились с библиотекарем Маргаритой Николаевной. Библиотека расположена тут же, на территорий кремля. Книг и журналов накопилось в ней множество. Их систематизация только начата. Это в основном литература, изданная уже в советское время. Но Маргарита Николаевна жадно интересуется историей, она пытается раздобыть книги о монастыре, о природе Беломорья — спрос на такую литературу возрастает. Приходится выписывать их из Архангельска, из Ленинской библиотеки в Москве. Ведь богатая монастырская библиотека давно вывезена или погибла. Уникальные рукописные книги еще в 1854 году вывезены в Казань, а архивы при ликвидации монастырской тюрьмы в 1902 году переправлены в Пермь.
Но кое-какие древности порою выплывают на свет и теперь. Библиотека Салтыкова-Щедрина в Ленинграде неоднократно получала уже сигналы о том, что на Соловках находятся старинные книги и грамоты. В музее школы-интерната я видел роскошно изданное евангелие и еще какую-то книгу, пестрящую древнеславянской вязью, должно быть «Апостол». Историческую ценность их определить не берусь. Но вдруг это те самые книги, которые пожаловал монастырю лично Иван Грозный!..
Маргарита Николаевна буквально захлебнулась работой в библиотеке. Но как же отказаться от счастья быть одним из первых советских исследователей крупного исторического памятника. Да не по книгам, а на месте, тут же рядом, у тебя под носом. И ключи от храмов и подземелий у тебя в кармане! Теперь открылся свободный доступ на остров и монастырь. И кому же, как не жительнице острова, заглянуть в эту бурную, манящую глубину истории!. Она облазила вместе с экскурсоводом все подземелья и другие помещения монастыря. Они отыскали даже камеру, где был заточен граф Толстой, сподвижник Петра, сосланный после смерти последнего вместе с сыном сюда, на Соловки. Вместе с ним был и другой именитый вельможа Долгорукий. По приказу свыше монахи сгноили их заживо в каменных мешках монастырской тюрьмы, по сравнению с которыми камеры Петропавловской крепости просто номера «люкс» какой-нибудь столичной гостиницы. А до этих каменных мешков существовали просто земляные ямы где-нибудь под крыльцом, где злосчастные узники сидели в собственных нечистотах, закованные в цепи, годами не видя дневного света. Но дворянам, конечно, и в: тюрьме жилось хоть и не намного, но все-таки лучше, нежели прочим смертным. А уж после того как знатные узники отдали богу душу, похоронили их по первому разряду, рядом с усыпальницами архимандритов, соорудив; роскошные надгробия, которые уцелели и поныне. Но далеко не одни только вельможи томились в глухих, никому, кроме рясофорных тюремщиков, неведомых казематах. Много лет просидел здесь в «железах», то есть в кандалах, таинственный узник, именовавшийся «бывший Пушкин». Вина его, как исследователям удалось выяснить уже столетия спустя, заключалась в том, что он при всем честном народе обложил матушку царицу Екатерину «по матушке».
Сиживал тут за ересь иеромонах Израиль. Сидели новокрещенцы. Двадцать пять лет провел в Соловецкой тюрьме Кальнишевский, последний кошевой Запорожской Сечи. Он ослеп в каземате, но дожил до 112 лет. История сохранила имена матроса Никифора Куницына и шляхетского революционера Алексея Еленского. В 1828 году были заключены в Соловецкую тюрьму студенты Попов и Критский «за организацию тайного общества». Немало безыменных и безвинных страдальцев окончили тут свои дни во времена средневековья и последних русских царей. Так самодержавие и церковь расправлялись со своими противниками. Побегов Соловецкая ссылка не знала. Белое море надежно стерегло своих пленников, даже если им чудом удавалось вырваться из острога. Однажды неукротимый беглец молдаванин Попескуль попытался зимой переплыть на льдине к поморам. Но погиб.
Удобным местом были для тюремщиков Соловки! И тем прекраснее кажется сейчас такая обыкновенная, зачастую нелегкая, но свободная жизнь советских людей здесь, на острове Соловецком. Одна из них — Маргарита Николаевна, скромная разведчица прошлого, жадно интересуется всем, что относится к истории монастыря. Она мечтает разыскать описанную Пришвиным росянку, растение, пожирающее насекомых. После двухдневных поисков мы обнаружили-таки на болоте этот розоватый цветок и с удовольствием отнесли его в библиотеку.
Вместе с Маргаритой Николаевной мы осмотрели все, что есть на территории монастыря, и были поражены размахом былой деятельности монахов. Это впечатление усилилось после знакомства со всем архипелагом и историей края.
Одна лишь «одностолпная палата» с кирпичной колонной в одиннадцать метров по периметру — больше Грановитой палаты Московского Кремля. Это была трапезная, которая вмещала свыше тысячи человек. Недаром теперь архангельские студенты-строители бродят по ней с рулетками, изучая архитектурные пропорции. Неведомый в истории архитектуры монах Трифон, по проекту которого построены стена и многие здания, был, как видно, великим русским зодчим. Родина его — поморское селение Неноксы. Немало и других незнаемых архитекторов и живописцев потрудились в свое время на Соловках. Девять соборов: Троицкий, Благовещенский, Преображенский, Успенский, Николая Чудотворца, Филипповский и другие, созданы безвестными мастерами. В Преображенском и Филипповском соборах да еще кое-где уцелели остатки икон и росписей. Но, скажем прямо, сохранилось настолько мало, что реставрация всего монастыря как художественного памятника кажется нам делом чуть ли не безнадежным… Даже во время Великой Отечественной войны по приказу не в меру ретивого начальства фрески не только замазывались известью, но и тщательно выскребались, дабы не смущать своим духовным содержанием умы советских солдат. Невдомек было кое-кому, что древняя живопись и не могла иметь иной формы. Что лики российских мадонн, святых и грешников, так же как и в творениях великих мастеров Ренессанса, это изображения реальных, живых людей. Быть может, и даже наверняка, здесь погибли замечательные произведения русской живописи, которым быть бы в Третьяковке рядом с произведениями Андрея Рублева.
Монахам пришлось потрудиться. Надо ведь было жить и кормиться, да и добавить в монастырскую казну доходу, притом немалого. Мне представляется монастырский «отдел кадров». И совершенно очевидно, что подбор «личного состава» производился меньше всего по святости, но явно по рабочей квалификации. Кузнецы, пекари, сапожники, литейщики, каменщики, лесорубы, матросы, скотоводы, хлебопашцы, мельники, гончары — вот кто нужен был монастырю. На территории кремля, архипелага и всего края раскинулись монастырские земли, пастбища, огороды; дымились трубы гончарного, кирпичного, салотопенного и свечного, кожевенного и других заводов. Были своя мельница, пекарня, смолокурня, кузня, литейная; был собственный док, где строились и ремонтировались суда.