Бригантина, 66
Шрифт:
СОЛОВКИ
По дороге на Соловки мы прибыли на Поморский берег Белого моря. Поезд остановился на станции Сорока, откуда мы надеялись добраться до цели каким-нибудь рейсовым кораблем. Невдалеке от устья знаменитого канала, на изрезанном заливами берегу и на небольших островах, соединенных деревянными мостами, раскинулся городок Беломорск. Настоящим Поморским
Исторически Соловки были сердцем Беломорья, и все эти «берега» с древними городками и селами имеют к ним прямое отношение. А поморами зовут не только живущих на Поморском берегу, но и всех обитателей Беломорского побережья.
Шла середина июля, но море и небо были пасмурные. От беспокойной серой воды тянуло холодком и запахом водорослей. На скалистом берегу ютились приземистые колченогие березки да корявые сосенки. Камни да болото с ядовитыми цветами белокрыльника. А мы-то думали, что это растение южное!.. Кочки, мхи, лишайники, кое-где песок, и, куда ни погляди, все скалы, скалы.
Хозяйка дома, где мы остановились, посадила сад — вишенки, полдесятка яблонь-двухлеток, рябину… Года три деревца ветвились и тянулись к небу. Но вдруг засохли одно за другим. Пришлось посадить сад заново. А на четвертый год все деревья погибли опять. Кусты — те ничего, прижились. Решили тогда копнуть поглубже, и стало ясно — скала! Подо всем участком — гранитная громада.
Многое казалось нам необычным. Даже в шоферской кабине попутного грузовика висела большая, высушенная и покрашенная суриком морская звезда. Необычным, сказать по правде, показалось и то, что шофер отказался взять плату за проезд. Но, как мы убедились в дальнейшем, бескорыстное радушие поморов, для нас несколько удивительное, там, на севере, попросту типично.
А еще было в новинку изобилие дерева, хорошего пиленого леса. На севере он идет широко. Заборы, мостки, тротуары, где надо и где не надо, — из первосортного теса. Где-нибудь в Крыму такому бы цены не было. А здесь и вправду нет — идет за бесценок. Да еще годами гуляют по беломорским волнам тысячи бревен, упущенные во время лесосплава.
Думая написать заметку для «Советской торговли», я поинтересовался продовольственным и прочим снабжением рыболовных сейнеров. Капитан порта оживился и принялся сердито рассказывать о том, как автомашины целыми днями разъезжают по городу за всякими мелочами. Снабжение не централизовано, и… Тут я сказал, что мне нужны больше положительные факты. Лицо его сразу как-то застыло, интерес ко мне моментально угас.
При попытке уехать, вернее уплыть на Соловки, мы сразу же поняли, что напрасно нарушили совет столетней давности, данный еще Озерецковским: идти на Соловки не с Поморского берега, а непременно из Архангельска. Впрочем, то же самое за неделю до путешествия советовал нам и писатель Ю. Казаков. За упрямство и легкомыслие вскоре пришлось поплатиться.
Но ведь мы плыли древними путями XVI века! Когда-то тысячи богомольцев из Великого Новгорода и потом из Петербурга тянулись массами как раз через Кемь и Сороку. А еще раньше поморы хаживали отсюда в Норвегию, а то и на легендарней Грумант (Шпицберген). В ту пору ходили на «мореходных лодьях» (нечто вроде трехмачтового галиона), вверяя себя всем превратностям ветров и течений. Особенно туго приходилось у выхода в океан. Еще в XII веке норманны, которые ходили в Гондвик (тогдашнее название Белого моря), жаловались на северную Сциллу и Харибду у входа в него. Но все же в 1834 году «архангельский крестьянин Пашин, как новый Васко де Гама, дерзнул на лодье своей обогнуть берега Норвегии но Северному океану и вернулся с трескою в Петербург».
Парусных судов, за исключением спортивных и учебных, конечно, уже не существует. Ходят обычные моторные суда и моторные шлюпки, которые в здешнем краю зовутся «дорками». Старинная матросская и рыбачья песня:
Наша лодка не ходка,
Дай бог ветерка! —
давным-давно забыта. Но и сейчас, порою даже летом, Белое море причиняет мореходам чувствительные неприятности.
Итак, никакого рейсового сообщения между Беломорском и Соловками не существует. И только через три дня мы с женой пристроились кое-как на гидротехническое судно, развозящее по маякам Белого моря баллоны с ацетиленом. Оно должно было заходом побывать и на Соловках.
Целый день это судно собирало в трюм пустые баллоны. С утра до вечера вся команда корабля — десять крепких и бывалых матросов — катала по песку и щебню и таскала на себе стокилограммовые стальные снаряды, что приходится делать в любое время года, когда только есть навигация, и в любую погоду. Работенка, прямо скажем, нелегкая. И это при нынешней-то технике! Просто стыд берет. Ведь нередко приходится тащить эти самые баллоны километра за полтора, да еще в гору и с препятствиями. Помочь тут мог бы только вертолет. Моряки мечтают об этом. Ну что ж, мечта вполне осуществимая и, так сказать, рентабельная. Не худо бы сделать ее реальностью. А пока моряки до ломоты в костях воюют со своим всегдашним постылым грузом.
Но вот все закончено, идут последние формальности перед отплытием. И вдруг сюрприз: штормовое предупреждение! Но наш капитан заявил: «Ничего, проскочим! За пять-семь часов штормяга в Онежском заливе не разгуляется. А в бассейнов открытое море выходить не будем!» — И добился разрешения на выход.
Наш девяностотонный (на целых двадцать тонн больше, чем самая большая каравелла Колумба!) номерной кораблик отдал швартовы и, лавируя между похожими на метлы вешками (отметки фарватера), покинул Беломорский порт и взял курс на Ромбак.
Но мы не «проскочили». Последнее, что я помню, — это грозный и прекрасный вид штормового моря и неба да похожий на китовую спину скалистый островок Ромбак вдали. Его пришлось миновать, чтобы не разбиться. Забрать баллоны с ромбакского маяка было невозможно. Волнение быстро достигло девяти баллов.
Волны пробрались уже в задний кубрик и в камбуз. Но двигатель не умолкал, команда работала не покладая рук, и все кончилось благополучно — судно вошло в бухту Благополучия острова Соловецкого. Волнения как не бывало, хотя ветер продолжал дуть с прежней силой. Мы попрощались с командой и с морской болезнью и вышли на палубу. Метрах в двадцати от борта мирно и нахально покачивался на воде морской заяц, который был явно поувесистей баллона с ацетиленом. Вдали белел монастырь. Так вот они, Соловки!
Соловецкий архипелаг невелик. Он состоит из острова Соловецкого, окружность которого по береговой линии около 180 километров, из островов Анзерского, Большого и Малого Заяцких, Большой и Малой Муксальмы и совсем уж малых и пустынных островков — Песьего, Безымянного, Сенного и других. Соловецкий остров лесистый, гористый, с обширными лугами и множеством озер. На малых Островках только тундра да кустарник.
Монастырь вблизи огромен. Это поистине циклопическое сооружение — вернее, крупный архитектурный комплекс. Многотонные серые камни шестиметровой в вышину толстенной стены заросли травой, кустарником, даже деревцами. Тут за столетия вырос бы целый лес, если бы с растениями покрупнее не случалось того же, что в садике моей хозяйки в Беломорске. В 1926 году ботаники, изучая растительные сообщества, заинтересовались флорой стены. На ней обнаружены: рожь, ячмень, горох, шесть видов лесных цветов, пушистая береза, рябина, малина и еще двадцать пять видов различных трав, лишайников и мхов!..