Бригантина, 66
Шрифт:
У самого въезда возвышался двухметровый зольный холм неизвестного происхождения площадью 65 на 70 метров.
— Он всегда был, — говорят старики. И разводят руками. — А откуда взялся, никто не помнит. Так и стоял у въезда, мозолил глаза. И деды, кто посмекалистей, и внуки наши тягали помаленьку, кто осликом, кто на собственном горбу, на свои отдаленные наделы его жирный песок.
Летом 1963 года местные крестьяне решили, наконец, разобрать холм и вывезти вместо удобрений на колхозные виноградники. Первый же ковш экскаватора вместе с
Раскопки по горячим следам, произведенные Гардош-ханом Мамедовичем Аслановым, привели к открытию циклопического сооружения, имеющего форму слегка вытянутого круга. Его стены сложены из плоских камней полутораметровой высоты. У Мардакян ученый обнаружил остатки еще двух подобных сооружений.
Тип сооружений, характер погребений, керамика, изумляющая тонкостью ювелирной работы, бронзовые украшения, орудия труда, кости животных — эти находки позволяют считать, что здесь в эпоху бронзы за тысячу лет до нашей эры находились родовые поселения скотоводов и земледельцев.
К этому времени охота отступила на второй план. Была утрачена связь рисунка с первобытной производственной магией. Изменился и характер рисунков. Изображения здесь схематичнее, меньше по размерам. Это уже не точная копия натуры, а подражание древним изображениям. Художник работает на заказ, становится «иконописцем», изображая по традиции почитаемых животных — добрых духов домашнего очага.
На 60 камнях, обожженных пламенем жертвенных костров, найдено более ста пятидесяти миниатюрных изображений танцующих и молящихся людей, а также животных — коз, коров, оленей, джейранов.
Многие апшеронские рисунки находят аналогию с соответствующей «по возрасту» группой кобыстанских изображений, помогая установить связи, распространение древних культур.
Случайные открытия не случайны! Они учтены в ученых планах работ, их ждут. И когда открытие совершилось, оно подсказывает новые пути, иное направление поисков.
…Тот, кто побывал в горах Кобыстана, не торопится уезжать. И уезжаешь, даже если очень недолго здесь побыл, уже другим человеком, причащенным к тайне веков.
Мы прощаемся. Нам пора уходить. Дорога в скалах. Нас провожают безмолвные изображения женщин с мощными торсами и длинными сильными ногами. Они символ плодородия, источник неувядающей жизни.
Угловатые, вытянутые мужчины замерли, выслеживая пасущееся неподалеку стадо оленей.
На камне у своего тысячелетнего портрета застыла живая ящерица.
Мы смотрим вверх на скалы, выискивая изображение гадюки. А она шипит под ногами.
Гадюка уползла под каменную плиту. Осторожно переворачиваю камень и обнаруживаю, что камень тот с желобком. Дальше снова и снова такие же плиты.
— Водопровод,
И вдруг Кобыстан перестает для меня быть только музеем. Водопровод! Почему-то водопровод делает понятной, почти ощутимой жизнь тех далеких людей.
Прослеживаю путь воды, стекавшей когда-то с плоской вершины. Водопровод тянется метров на триста и потом теряется в скалах. Неподалеку выбиты на камне две крупные рыбины. Чей-то богатый улов.
На нижней террасе Беюкдаша, обращенной к морю, скалы испещрены продолговатыми дугообразными линиями с вертикальными насечками — изображениями, которые мало-мальски знакомый с археологией человек не спутает ни с какими другими.
Это лодки с гребцами. Целая флотилия маленьких кораблей. Такие же, как на скалах Швеции, у Онежского озера, на береговых утесах сибирских рек. Мифологические лодки Осириса… Харон, перевозивший на лодке души умерших через реку Забвения… Все это звенья одной цепи.
Лодки — первое образное выражение бессмертия. Это молодость человечества, не желающая мириться с фактом смерти, послала в бесконечность веков кораблики своей наивной веры.
Они пришли в гавань XX века. И не дают мне покоя.
Кто, как и когда отправил в далекое плавание эти лодки?
Может, так это было…
…Ураган налетел из-за моря, яростный как бык, вырвавшийся из западни. Не выдержав напора ветра, дрогнули скалы, и огромный валун рухнул в пещеру, разметав костер, у которого пережидали ненастье старейшины рода.
Куда уходят люди, когда они перестают охотиться и любить? С таким вопросом пришел сын к умирающему отцу, но не узнал ответа. Безмолвны камни, поглотившие старейшин.
К утру ураган угас и. море отступило. Оно откатывало свои зеленые волны, обнажая мелкий желтый песок, и в его кружевных гребнях носились и шипели белые змеи.
И вдруг — что это? — уже не в первый раз после несчастий, которые со штормами обрушивались на его род, он и его люди увидели лодку, плывущую по бурному морю. Лодка взмывала к небу, проваливалась в зыбкую хлябь. И люди видели, как она расплавилась в слепящих лучах светила.
Молодой охотник медленно, словно боясь расплескать драгоценную ношу, сошел к убежищу и точными ударами камня о камень перенес увиденное на скалу: лодка с гребцами, уплывающими в страну мертвых, и на носу ее ведущее солнце.
Солнце, перевалив видавшие виды горы, незаметно закатилось. Внезапно высветились колючие звезды, и луна бросила на море вспухающую и опадающую дорожку.
Машина, выхватывая из темноты силуэты нефтекачалок, торопится в Баку, а нам все видятся по обочинам усталые морды верблюдов, мелькают сторожевые посты римлян, стерегущих обманчивый покой легионеров, и топот татарской конницы заглушает ритмы охотничьих барабанов.
Мы думаем о людях, которые были прежде нас, и тени прошлого оживают в нас таинственным и тревожным воспоминанием.