Брик-лейн
Шрифт:
— Подумать только, — сказал Шану, — если бы не моя язва, мы бы никогда не познакомились и не пообедали сегодня вместе.
— Подумать только, — ответил доктор, махнул на прощание и исчез за дверью.
Телевизор работал — Шану его не выключил, и он светился в углу комнаты, как огонь в камине. Время от времени Шану подходил, нажимал на кнопки — свет вспыхивал ярче и краски менялись. Но смотреть не смотрел. Назнин с последней стопкой грязной посуды направлялась на кухню, но вдруг задержалась у экрана.
Мужчина в сильно обтягивающей одежде (даже интимные
— Кто это? — спросила Назнин.
Шану мельком глянул на экран.
— Фигуристы, — ответил он по-английски.
— Фигуриситы, — повторила Назнин.
— Фигуристы, — поправил ее Шану.
— Фигуриситы.
— Нет, нет. Там нет «и». Фигуристы. Попробуй еще раз.
Назнин все не решалась.
— Ну, не бойся!
— Фигуриситы, — отважно сказала она.
Шану улыбнулся:
— Не переживай. Для всех бенгальцев это проблема. Нам сложно произнести два согласных подряд. Я долго сражался с этой трудностью. Но тебе такие слова вряд ли понадобятся.
— Я бы хотела выучить английский.
Шану надул щеки и выдохнул: «Фуф».
— Посмотрим. На этот счет не переживай. Да и надо ли тебе это?
Он вернулся к своей книге, а Назнин все смотрела на экран.
Он решил, что получит повышение только потому, что ходит в пабсо своим начальником. Глупый, не понимает, что повышения добиваются другими способами.
Вообще Шану собрался позаниматься. На столе лежат открытые книги. Время от времени он заглядывает в одну из них, переворачивает страницу. Но в основном говорит. Паб, паб, паб.Вот еще одна капелька английского языка. У Шану то и дело проскальзывают слова, которые можно бы сказать татуированной даме.
— Этот Уилки, я тебе про него рассказывал, у него образование не выше среднего. Каждый обед идет в паб и возвращается на полчаса позже. Сегодня я видел, что он сидит в офисе мистера Дэллоуэя и говорит по телефону, закинув ноги на стол. Джекфрут еще на дереве, а он уже облизывается. Никогда он не получит повышения.
Назнин, не отрываясь, смотрела на экран. Женщину показали крупным планом. Вокруг глаз — сияющие точечки, как будто она наклеила на лицо множество крохотных блесток. Волосы зачесаны назад и связаны на затылке искусственными цветами. Грудь поднимается и опускается, словно сердце вот-вот вылетит. Улыбка полна чистейшей, золотой
— Нет, — говорил Шану, — Уилки я не боюсь. У меня степень по английской литературе в университете Дакки. Разве может Уилки цитировать Чосера, Диккенса или Харди?
Назнин, испугавшись, что муж сейчас начнет очередную длинную цитату, взяла последнюю тарелку и пошла на кухню. Он любит цитировать наизусть на английском, а потом переводить ей строчку за строчкой. Но и после перевода процитированный отрывок так же мало понятен ей, как на английском, и она не знает, что надо сказать и надо ли вообще говорить.
Она помыла и прополоскала посуду, Шану пришел к ней на кухню, прислонился к покосившемуся буфету и продолжал:
— Видишь ли… Как бы это объяснить… Люди из низшей прослойки белых, как Уилки, зачастую боятся таких, как мы. Для таких людей мы — единственная преграда на пути падения на самое дно. Пока мы ниже, они выше кого-то. Когда мы поднимаемся, нас начинают ненавидеть. Так и рождается «Национальный фронт». Они могут играть на страхе, чтобы возникало расистское напряжение, у них появляется мания величия. Среднему классу в этом отношении бояться нечего, поэтому они и ведут себя свободней.
Шану забарабанил пальцами по столу.
Назнин протирала тарелки кухонным полотенцем. «Интересно, пришла ли уже домой женщина-фигуристка, моет ли посуду, вытирает ли? Как трудно себе это представить». У Назнин слуг нет. Все приходится делать самой.
Шану продолжал:
— Уилки, конечно, не совсем низшийкласс. Он работает, и, в принципе,нет, он не из низшего сословия. У него определенный склад мышления. Я сейчас прохожу это в программе курса «Раса, этническая принадлежность и индивидуальность». В разделе о социологическом модуле. Конечно, когда я получу степень в Открытом университете, никто не будет сомневаться в моих дипломах. Университет Дакки считается одним из лучших в мире, но здесь люди так и остаются невежами, и в общем и целом и ничего не знают ни о Бронте, ни о Теккерее.
Назнин принялась убирать посуду. Ей надо было пройти к шкафу, но Шану загородил проход. И не пошевелился, хотя она стояла перед ним и ждала. И Назнин оставила сковородки на плите до утра.
— Ай, порезала до крови? — вскрикнул Шану и стал внимательно изучать свой мизинец.
Он сидит в одних пижамных штанах на кровати. Назнин возле него, на коленях, с бритвой в руках.
Пришло время заняться мужниными мозолями на ногах. Она срезает полупрозрачную кожу вокруг желтой мозоли и собирает омертвевшие кусочки в ладонь.
— Нет, вроде все в порядке, но будь поосторожней, ладно?
Назнин переменила положение.
— Кажется, сегодняшний ужин прошел удачно, — сказал Шану, когда Назнин легла с ним рядом.
— Да, мне тоже кажется, — ответила Назнин.
— Он не знаком с Дэллоуэем, ну да ладно. Он хороший человек, очень уважаемый.
— Уважаемый. Да.
— Мне кажется, я уверен в повышении.
— Рада за тебя.
— Выключаем свет?
— Я выключу.