Бриллиантовый дождь
Шрифт:
– Господин Уотерс, – сказал он. – Это будет неожиданностью для вас, но говорить мы будем не о пожаре и не о концерте, а о вашей модели «Ева».
– Не вижу необходимости в таком разговоре, – откликнулся он, но лицо его сделалось еще напряженнее. – Модель демонтирована семь лет назад, и…
– Это неправда, и вы знаете это лучше меня. Модель «Ева» находится у нас. Она прибыла в Сидней с намерением проникнуть на территорию вашей компании и завладеть новой кадмиево-литиевой батареей.
После небольшой паузы президент сдался:
– Надеюсь,
– Естественно, – заверил его Петруччио.
– В случае чего, я буду все отрицать, – добавил президент.
– Случая не будет, – отозвался Петруччио.
Уотерс расслабился.
– Я так и думал, что девочка вернется, – сказал он. – Я очень неплохо отношусь к ней, но ее существование уже семь лет составляет угрозу репутации нашей компании. Я бы и сам дал ей эту батарею, лишь бы она молчала. Но как я могу доверять машине, если и людям-то нельзя доверять? У машин нет ни души, ни совести, я знаю это лучше других, ведь я их делаю…
– Так что при случае вы бы ее все-таки прихлопнули? – вмешался Боб, но Петруччио остановил его жестом и продолжил сам:
– Господин Уотерс, мы не разделяем вашего мнения касательно моральных качеств вашей модели. Ева, жертвуя собой, спасла нас из пожара, когда никакой надежды у нас уже не было…
– Счастлив это слышать, – просиял Уотерс. – Значит, мы работали не зря.
Но Петруччио точно уловил основную причину радости президента:
– Я сказал «жертвуя собой», но не «пожертвовав», уточнил он. – Она жива, хоть и сильно повреждена, и мы требуем, чтобы вы полностью восстановили ее.
– Это невозможно! – замахал руками Уотерс. – Церковники съедят меня!..
– Они съедят вас значительно раньше, если узнают, сколько лет вы морочите им голову.
– Вот, значит, как ставится вопрос, – снова напрягся Уотерс. – Ну, допустим, я выполню ваши требования. Что мне это даст? Где гарантия, что информация останется между нами? Вы понимаете, какому риску я себя подвергну?
– Сейчас вы рискуете больше. А когда вы восстановите ее, ваш риск будет практически равен нулю, так как за то, что все останется в тайне, мы поручимся официально. В качестве залоговой суммы мы ставим все состояние «Russian Soft Star’s Soul». Это, конечно, не «I.A.R.»… Но это все, что у нас есть, и, думаю, вы понимаете, у нас нет не малейшего желания терять это. Перед вами пятеро из шести соучредителей «RSSS», и, согласно уставу, мы правомочны подписывать любые бумаги.
– И вы доверите свои деньги совести машины?
– Мы уже доверяли ей свои жизни.
Уотерс усмехнулся.
– Я много раз слышал о том, что русские – сумасшедшие, – сказал он, – но впервые убедился в этом лично. Однако австралийцы, между прочим – не менее сумасшедшие. Я принимаю ваши условия без юридического подтверждения. Дайте мне только честное слово, что никогда никто, кроме здесь присутствующих, не узнает, что наша Ева жива, и мы займемся ее восстановлением.
«Вот же лиса! – восхитился я про себя. – Ведь существование
– Мы готовы, – отозвался Петруччио. – Клянемся.
– Клянемся, – отозвались мы.
– О’кей, – сказал Уотерс и пожал нам руки.
– Сколько времени займет у вас ее восстановление? – спросил Петруччио.
– А каково ее состояние?
– Плачевное. Остался кое-где оплавленный скелет, череп и мозг, в котором еле теплится жизнь.
– О’кей, – повторил Уотерс задумчиво. – То есть, не осталось ничего. Проще сделать нового робота.
– Новый нам не нужен, – покачал головой Петруччио. – Нам нужна Ева.
– А вы знаете, сколько это будет стоить? – нахмурился президент.
– Мистер Уотерс, не мелочитесь, – усмехнулся Петруччио. – Мы ведь платим вам своим молчанием и не просим большего.
– Да-да, – смутился президент, – я не это имел в виду…
– Впрочем, просим, – перебил его Петруччио, и Уотерс насторожился, – каждые семь лет вы будете поддерживать ее жизнь.
– Мы не стоим на месте. Мы установим ей новую, недавно разработанную батарею, которой хватит ей лет на сто. Вам этого достаточно?
– Посмотрим, – сказал Петруччио. – Вернемся к этому разговору лет через сто.
И впервые за все время этого разговора мы и Уотерс позволили себе улыбнуться друг другу доброжелательно.
Концерт прошел великолепно. Слух о том, что мы чудом спаслись из пожара и выступаем, несмотря на ожоги, превратил нас чуть ли не в национальных героев Австралии.
Я, правда, никак не мог сосредоточиться на работе, так как меня непрерывно мучили вопросы типа:
«Можно ли считать, что нас спасло предчувствие Петруччио, из-за которого он взял с собой Еву, если учесть, что не будь Евы, и не случилось бы, наверное, этого пожара?»
«Или пожару суждено было случиться все равно? Интересно, по какой тогда причине я отключил бы свой ДУРдом и пьяный курил в комнате?»
«Почему именно Петруччио в этом пожаре ничего не угрожало, и именно его Еве не пришлось спасать? Не говорит ли это о том, что его предчувствие перестало быть «эгоистическим» и распространяется теперь и на нас? Или, не будь Евы, беда бы случилась как раз именно с ним?»
«Есть ли, все-таки, душа у машины, и должна ли меня мучить совесть от того, что я переспал с ней?»
Ну, и так далее. Я так и не смог себе ответить ни на один из этих вопросов.
… В полдень следующего дня мы садились в гравилет вчетвером. Петруччио остался.
– Подожду, пока Еву… вылечат, – объяснил он нам.
Не-ет, не зря, не зря, вождь Мордыхай Шульцман мазал их своим дерьмом.
Фа-диез
Неисправимая заводчица.
Рассказывает Боб.