Бриллианты имперской короны. Осколок Ока Разума
Шрифт:
Он решил, что ему нечего больше сказать по этому вопросу. Домашнее счастье, подумал он, во многом состоит в компромиссе.
Пьетро, разумно рассудив, протянул руку за новой лепешкой и съел ее. Она растаяла у него на языке, как вкус нового мира.
Мейстрал поцеловал руку Николь.
— Именно в этом месте, как я понимаю, мое сердце разбивается навечно.
Николь улыбнулась:
— Боюсь, что да, Мейстрал. — Она похлопала по кушетке. — Иди, сядь рядом со мной.
Садясь, Мейстрал бросил взгляд в направлении ее
— Лейтенант Наварр? — спросил он.
— Дает свою первую пресс-конференцию.
Мейстрал поднял брови:
— Не слишком ли рано скармливать его воронам, миледи?
Николь бросила на него быстрый взгляд:
— Ничего, пусть привыкает. Если это его отпугнет, лучше узнать об этом раньше, чем позже.
Мейстрал вздохнул:
— Это верно. Ухаживать за членом Диадемы — занятие не для слабонервных.
Николь посмотрела на него и положила руку на его локоть:
— Это замечание было не в твой адрес, Мейстрал. Я прекрасно поняла твое решение, как бы сильно я ни сожалела о том, что ты его принял.
— Я не обиделся.
На минуту воцарилось молчание.
— Так что ты намерен делать, Дрейк, чтобы склеить свое разбитое сердце?
Его ленивые глаза спокойно блестели:
— Награбить на Пеленге столько, сколько смогу унести с собой. Это самое меньшее, что может сделать для меня эта планета, принимая во внимание, сколько у меня здесь было хлопот. Некоторые из моих объектов просрочены на несколько дней.
— Звучит так, словно ты собираешься хорошенько компенсировать разочарование в любви.
— Я справлюсь, миледи.
Николь улыбнулась и сжала его руку:
— Стало быть, ты доволен, Дрейк? Своей ролью в этом деле?
— Не могу сказать, чтобы я это приветствовал или был благодарен за то, что ввязался. Но, кажется, все сошло хорошо, особенно, учитывая возможность потенциальных увечий. Могу даже сказать, что, по крайней мере, для большинства из нас я добился счастливого конца.
В комнате зазвенел смех Николь:
— Да уж, я думаю, — добился! Скажи мне, это был тот конец, которого ты хотел?
Глаза Мейстрала почти полностью скрылись за веками:
— Почти, миледи, — произнес он.
Этим ей и пришлось удовольствоваться.
Алан Дин ФОСТЕР
ОСКОЛОК ОКА РАЗУМА
1
"Как прекрасна Вселенная, — думал Люк. — Как чудесно она парит, великолепная и сверкающая, словно королевская мантия. Льдисто-черная в своей пустоте и одиночестве, так непохожа она на пестрый коллаж танцующих пылинок, именуемых людьми их мирами, где человеческие микробы разрастаются, множатся и зверски истребляют друг друга. И все для того лишь, чтобы кто-то один мог сказать, что стоит чуть выше себе подобных".
В тяжелые минуты Люком овладевала уверенность, что ни в одном из этих миров ни одно живое существо не было по-настоящему счастливо. В избытке были лишь разрушительные человеческие болезни, постоянно боровшиеся и обрушивавшиеся друг на друга, скопление цивилизаций, которые, как раковая опухоль, питались собственным телом, никогда не исцеляясь, но и не умирая по-настоящему.
Одна такая особенно зловредная опухоль погубила отца и мать Люка, потом его дядю Оуэна и тетю Беру. Она же отняла у него человека, которого он уже стал уважать больше всех на свете, — престарелого рыцаря-джедая Бена Кеноби.
Но хотя Люк своими глазами видел, как Кеноби был поражен лучевым мечом Дарта Вейдера на борту ныне канувшей в вечность имперской боевой станции "Звезда смерти", он не был уверен в том, что старый волшебник действительно умер. Меч Вейдера оставил за собой только пустоту. Бесспорно было то, что Бен Кеноби покинул эту, плоскость существования. Чего никто не мог сказать, — это в какую плоскость существования он переместился. Может быть, это была смерть и…
Может, и нет.
Временами к Люку подкрадывалось приятное ощущение, словно что-то маячило у него за спиной. Иногда казалось — чье-то невидимое присутствие двигало его руками и ногами, подавало идеи или подсказывало мысли в то время, как его собственный разум был пуст и бессилен. Пуст, как разум того прежнего мальчика с фермы в пустынном мире планеты Татуин.
Что бы это ни было — невидимые духи или нечто иное, — мрачно размышлял Люк, — но в чем он был твердо уверен, так это в том, что неопытный юнец, каким он когда-то был, мертв и обратился в прах. У Люка не было официального поста или звания в Союзе повстанцев, боровшихся против прогнившего имперского правительства. Но никто не поддразнивал его и не называл деревенским мальчишкой — с того времени, когда он помог уничтожить надменную боевую станцию, тайно построенную Правителем Моффом Таркином и его верным адъютантом Дартом Вейдером.
У Люка не было опыта по части титулов, и потому он в них не нуждался. Когда руководители предложили ему любую награду, он лишь попросил, чтобы ему разрешили и впредь пилотировать истребитель на службе Союза. Некоторые сочли его просьбу неоправданно скромной, но один проницательный генерал возразил, объяснив, что Люк станет более ценным приобретением для повстанцев без всякого титула или здания, ибо, доказывал ветеран своим коллегам, оно могло бы лишь сделать юношу главной мишенью для имперских убийц. Так Люк и остался простым пилотом, о чем всегда мечтал. Он совершенствовал свое мастерство, и всегда и везде ему помогала Сила, распознавать и понимать которую научил его Бен Кеноби.
Сейчас не время для размышлений, напомнил себе Люк, изучая приборы своего Х-образного истребителя. Бросив взгляд перед собой, он увидел сверкающий пульсирующий шар звезды Большой Серкарпус, чье невыносимое, разрушительное сияние с помощью фототропного материала, из которого было сделано стекло левого борта, снизилось до таких пределов, что на него можно было нормально смотреть.
— Там у тебя все в порядке, Арту? — спросил Люк через свой адаптер. Жизнерадостное «бип» коренастого робота, закрепленного позади кабины пилота, заверило Люка, что все хорошо.