Брисингр
Шрифт:
Эрагон сердито на него посмотрел и спросил:
— Но скажи, ты хоть на шаг приблизился к своей цели? Мы хоть чего-нибудь добились в результате всей этой вашей бесконечной болтовни?
Орик торжественно поднял палец, но ответил не сразу, со вкусом пережевывая кусок свежего хлеба.
— Мы многого добились, Аргетлам! Не стоит так мрачно смотреть на естественный ход событий. После того как ты покинул наше собрание, Хавард согласился снизить налог на соль, которую Дургримст Фангхур продает Дургримст Ингеитуму, в обмен на летний доступ к принадлежащему нашему клану туннелю, который ведет к озеру Налсвридмерна, так что они смогут охотиться на красных оленей, которых там в теплые месяцы собирается тьма-тьмущая. Ты бы видел, как Надо скрипел зубами, когда Хавард мое предложение принял!
— Вздор! — злобно заметил Эрагон. — Налоги, олени! Какое все это имеет отношение к выборам нового короля, к тому, кто займет место Хротгара? Скажи мне честно, Орик, каково сейчас твое положение? Насколько оно выгодное по сравнению с положением других претендентов? И долго ли еще все это будет продолжаться? С каждым прошедшим днем все больше опасность того, что Гальбаториксу станет известно о нашей хитрой уловке, и тогда он незамедлительно нанесет удар по лагерю варденов, а меня там не будет, чтобы отбить нападение Муртага и Торна.
Орик вытер рот концом скатерти.
— Положение у меня сейчас вполне приличное. Ни один из гримстборитхов не имеет достаточной поддержки, чтобы прямо сейчас оказаться избранным, но наибольшее число сторонников у меня и у Надо. Любому из нас достаточно перетащить на свою сторону еще парочку кланов, и весы сразу же склонятся в его пользу. Хавард, например, уже сильно колеблется. Его, я думаю, не потребуется долго убеждать, прежде чем он перебежит в наш лагерь. Нынче вечером мы с ним преломим хлеб и тогда поглядим, много ли надо, чтобы переубедить его окончательно. — Орик сунул в рот жареный грибок, прожевал его, проглотил и прибавил: — Ну а Совет Вождей завершится, я думаю, не раньше чем через неделю, а может, и через две.
Эрагон тихонько выругался. От внутреннего напряжения желудок его болезненно сжимался, грозя извергнуть обратно всю только что съеденную пищу.
Протянув руку через стол, Орик стиснул его запястье:
— Ни ты, ни я не в состоянии что-либо сделать, чтобы ускорить принятие решений, так что не стоит так расстраиваться. Беспокоиться стоит о том, что ты в силах изменить, а остальное пусть себе идет как идет, — само в итоге рассосется. По-моему, я прав. А ты так не думаешь? — Он выпустил руку Эрагона, и тот, положив руки на стол, сказал со вздохом:
— Да, я понимаю… Ты, наверное, прав. Но дело в том, что времени у нас слишком мало. А если мы к тому же потерпим неудачу…
— Значит, так тому и быть, — заявил Орик и улыбнулся, хотя глаза у него были грустные. — Все равно ведь от судьбы не уйдешь.
— А ты не можешь силой завладеть троном? Я знаю, тебя в Тронжхайме не очень большой отряд сопровождает, но с моей помощью… Скажи, разве кто-то сможет тогда тебе противостоять?
Орик молчал; его рука с ножом так и зависла над тарелкой. Потом, решительно помотав головой, он снова принялся жевать и как бы между прочим обронил:
— Это привело бы к катастрофе.
— Но почему?
— Неужели я должен это объяснять? Да весь наш народ против нас восстанет! И вместо королевской власти я в лучшем случае получу лишь пустой титул. Даже если я и смогу сесть на трон, то не поставлю и сломанной сабли за то, что мне удастся пережить хотя бы ближайший год.
— Вот даже как…
Но Орик не произнес больше ни слова, пока не доел все, что было у него на тарелке. Потом как следует запил это пивом, рыгнул и пояснил:
— Видишь ли, мы стоим как бы на краю обрыва, на продуваемой всеми ветрами тропе, и с обеих сторон у нас пропасти в милю глубиной. Слишком многие гномы не только боятся, но и ненавидят Всадников — а все из-за Гальбаторикса и Проклятых; теперь, впрочем, к ним еще и Муртаг присоединился. Наш народ претерпел из-за них немало горя и жестоких страданий. И потом, многие просто опасаются выходить в тот мир, что лежит за пределами наших гор и подземных туннелей, в которых мы столько веков прячемся. — Орик повозил пивной кружкой по столу. — А Надо и Аз Свельдн рак Ангуин только усугубляют создавшееся положение, играя на страхах гномов и отравляя их ненавистью. Они настраивают наш народ против тебя и Сапфиры, против варденов, против короля Оррина… Клан Аз Свельдн рак Ангуин прямо-таки олицетворяет то, с чем мне предстоит бороться, если я все-таки стану королем. Надо каким-то образом суметь успокоить гномов, внушить им уверенность, что, даже если я стану королем, я всегда буду учитывать мнения и интересы всех без исключения, только в этом случае мне удастся сохранить поддержку всех кланов. Все наши правители всегда в значительной степени зависели от расположения и поддержки кланов вне зависимости от того, сколь бы сильным тот или иной правитель ни был, сколь бы мощный клан он ни представлял. Точно так же и любой гримстборитх зависит от расположения и поддержки всех семейств своего родного клана. — Откинув назад голову, Орик влил в рот остатки пива из кружки и с резким стуком поставил ее на стол.
— Может быть, я что-то могу сделать? Нет ли у вас какой-нибудь традиции или обряда, с помощью которого можно было бы как-то умилостивить Вермунда и его сторонников? — спросил Эрагон. Вермунд был нынешним гримстборитхом клана Аз Свельдн рак Ангуин. — Должно же быть что-то, способное заглушить их подозрения и положить конец этой бесконечной вражде.
Орик рассмеялся и, вставая из-за стола, мрачно пошутил:
— Ну, разве что твоя смерть!
Ранним утром следующего дня Эрагон сидел, опершись спиной о резную стену круглого зала, расположенного глубоко под центральной частью Тронжхайма, где собралось множество избранных гномов: заслуженные воины, бывшие советники Хротгара, его личные слуги, а также вожди кланов и члены их семейств. Все это была достаточно привилегированная публика, чтобы иметь право присутствовать на собрании вождей. Сами вожди сидели в тяжелых резных креслах, расставленных вокруг круглого каменного стола, на котором, как и на большей части крупных предметов мебели в нижних уровнях города-горы, были вырезаны гербы кланов Корган и Ингеитум.
В данный момент перед собравшимися выступал Галдхим, вождь клана Дургримст Фельдуност. Он даже среди гномов выделялся небольшим ростом — едва ли выше двух футов — и невероятно яркими одеждами в золотых, красно-коричневых и темно-синих тонах. В отличие от гномов клана Ингеитум он не подстригал бороду и не заплетал ее в косички, и она падала ему на грудь, точно спутанные колючие плети ежевики. Взобравшись на сиденье своего кресла, Галдхим бил затянутым в перчатку кулаком по полированной столешнице и орал:
— …Эта! Нархо удим этал ос ису вонд! Нархо удим этал вое формвн мендуност бракн, аз Варден, хрествог дур гримстнжадн! Аз Юргенврен катхрид не домар оэн этал…
— … Нет, — шепотом на ухо переводил Эрагону его переводчик, гном по имени Хундфаст, — я такого никогда не допущу! Я не позволю этим безбородым дуракам варденам разрушить нашу страну! После Войны Драконов мы оказались невероятно ослаблены, и до сих пор не…
Эрагон подавил зевок и в очередной раз быстро оглядел собравшихся за круглым столом от Галдхима до Надо, круглолицего гнома с льняными волосами, который одобрительно кивал, соглашаясь с громогласными призывами Галдхима. Потом Эрагон внимательно посмотрел на Хаварда, который от нечего делать вычищал кинжалом грязь из-под ногтей на двух оставшихся целыми пальцах правой руки. Рядом с Хавардом сидел Вермунд, лицо которого, как всегда, было прикрыто пурпурным шарфом, над которым торчали только его густые, кустистые брови. Ганнел и Ундин склонились друг к другу, прислонившись плечами, и оживленно перешептывались, а Хадфала — пожилая женщина-гном, которая была вождем клана Дургримст Эбардак и третьим членом коалиции Ганнела, — хмуро изучала стопку покрытых рунами листов пергамента, которую приносила с собой на каждое собрание. Потом Эрагон перевел взгляд на Манндратха, вождя Дургримст Ледвонну, который сидел в профиль к нему, демонстрируя во всей красе свой длинный крючковатый нос. А вот Тхордрис, возглавлявшая клан Дургримст Награ, была Эрагону почти не видна; он время от времени видел лишь копну ее курчавых рыжих волос, заплетенных в невероятно длинную косу, которая змеей свернулась на полу возле ее ног. Далее виднелся затылок Орика, склонившего голову набок и как бы оплывшего в своем кресле. Фреовин, гримстборитх клана Дургримст Гедтхралл, гном прямо-таки выдающейся толщины, не сводил глаз с деревянной колоды, из которой он между делом вырезал фигурку сложившего крылья ворона. Далее сидел Хрейдамар, вождь Дургримст Уржад, который, в отличие от Фреовина, был сух, подтянут и, как всегда, облачен в кольчугу и шлем, а рядом с ним устроилась Иорунн, которую и в самом деле трудно было не назвать красавицей. У нее была смуглая кожа цвета темного ореха, на которой особенно отчетливо был заметен тонкий белый шрам в виде полумесяца, оставшийся у нее на щеке в результате какого-то сражения. Ее густые блестящие волосы были спрятаны под серебряный шлем в виде головы оскалившегося волка, а одета она была в пунцовое платье, и на шее у нее сверкало ожерелье из огромных изумрудов, вставленных в квадратную золотую оправу, по краю которой тянулась тонкая резьба в виде тайных рунических символов.