Брисингр
Шрифт:
Оромис указал пальцем на опрокинутый стул:
— Сядь! — И когда Эрагон остался стоять — он был слишком зол, чтобы подчиняться чьим-то приказам, — эльф лишь тяжко вздохнул и сказал: — Я понимаю, как это трудно для тебя, Эрагон, но если ты настаиваешь на том, чтобы мы отвечали на твои вопросы, а сам не желаешь слушать наши ответы, то единственным результатом для тебя будет одно лишь разочарование. А теперь сядь, пожалуйста, и веди себя, как воспитанный человек.
Гневно сверкнув глазами, Эрагон поднял стул и плюхнулся на него.
— Но почему?! — снова вырвалось у него. — Почему вы не сказали, что моим отцом был Морзан, первый из Проклятых?
— Во-первых, — начал Оромис, — нам крупно повезет, если ты действительно окажешься хотя бы отчасти похожим на своего отца. Что до меня, то я просто уверен, что ты и впрямь очень на него похож. Я как раз собирался сказать тебе, когда ты меня перебил, что Муртаг вовсе не брат тебе; точнее, он брат тебе лишь наполовину.
Наполовину? Услышав это слово, Эрагон почувствовал, что все плывет у него перед глазами. Ему даже пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.
— Наполовину?.. Но кто же тогда?..
Оромис взял с блюда ягоду черной смородины, с минуту внимательно изучал ее, потом сунул в рот и сказал:
— Мы с Глаэдром вовсе не хотели держать это от тебя в тайне, просто у нас не было выбора. Мы пообещали, связав себя самыми строгими клятвами, что никогда не откроем тебе, кто твой отец или твой единоутробный брат, не станем обсуждать с тобой твою генеалогию, если только ты сам не узнаешь правду о своих родственниках или если твои родственные связи не поставят тебя в опасное положение. То, что произошло между тобой и Муртагом во время битвы на Пылающих Равнинах, вполне удовлетворяет этим требованиям, так что теперь мы можем свободно говорить на эту тему.
Дрожа от еле сдерживаемого нетерпения, Эрагон спросил:
— Оромис, если Муртаг — мой единоутробный брат, то кто же мой отец?
«Загляни себе в сердце, Эрагон, — посоветовал Глаэдр. — Ты уже и сам знаешь, кто он, и знаешь давно».
Эрагон отчаянно помотал головой:
«Да не знаю я! Не знаю! Пожалуйста!..»
Из ноздрей Глаэдра вырвался сноп пламени и дыма; он фыркнул и заявил:
«Разве это тебе не ясно? Твой отец — Бром».
46. Обреченные любовники
Эрагон, открыв рот, смотрел на золотистого дракона. Он был потрясен до глубины души.
— Но каким образом?.. — воскликнул он и, прежде чем Глаэдр или Оромис успели ему ответить, резко повернулся к Сапфире и спросил — вслух и мысленно: — Так ты знала? Ты все знала, но позволила мне все это время считать, что Морзан — мой отец, даже при том, что… что я… — Он тяжело дышал, его всего трясло, он уже не мог внятно произносить слова. Его захватили воспоминания о Броме, затмив все прочие мысли. Теперь он переосмысливал значение каждого слова, каждой фразы, которые слышал от Брома. И уже начинал понимать, что все происходило именно так, как и должно было происходить. Все наконец вставало на свои места. Эрагону еще хотелось получить кое-какие разъяснения, но и они, по сути дела, уже не были так уж ему нужны. Он уже чувствовал, что слова Глаэдра — чистая правда.
Он вздрогнул, когда Оромис коснулся его плеча.
— Эрагон, тебе нужно успокоиться, — сказал эльф тихим голосом. — Припомни, чему я учил тебя на занятиях медитацией. Контролируй дыхание, сосредоточься на том, чтобы напряжение ушло из твоего тела в землю… Да-да, вот так. А теперь еще раз — и дыши глубже.
Дрожь в руках унялась, отчаянное сердцебиение прекратилось, стоило ему последовать советам Оромиса. В голове прояснилось, и он снова посмотрел на Сапфиру:
«Так ты знала?..»
Сапфира приподняла голову:
«Ох, Эрагон, мне так хотелось все тебе рассказать! Мне было больно смотреть, как тебя мучает признание Муртага, но я ничем не могла тебе помочь. Я пыталась — много раз пыталась! — но я ведь тоже принесла клятву на древнем языке, как Оромис и Глаэдр, что буду хранить в тайне твое родство с Бромом, и клятву эту я нарушить никак не могла».
— К-к-когда он тебе это рассказал? — вслух спросил Эрагон, настолько взволнованный, что даже не заметил этого.
«В тот день, когда ургалы напали на нас возле Тирма. Пока ты был без сознания».
— И именно тогда он велел тебе связаться с варденами в Гилиде?
«Да. Еще до того, как Бром сообщил мне то, что давно хотел, он заставил меня поклясться, что я никогда тебе этого не расскажу, если ты сам не начнешь догадываться. К сожалению, я тогда согласилась».
— А что еще он тебе сообщил? — требовательно спросил Эрагон, чувствуя, что в сердце у него опять закипает гнев. — Какие еще секреты и тайны я должен узнать? Может, Муртаг — не единственный мой родич? Или, может, ты знаешь, как нам победить Гальбаторикса?
«В те два дня, что мы с Бромом гонялись за ургалами, он рассказал мне историю своей жизни — на тот случай, если он погибнет, а ты когда-нибудь узнаешь о вашем с ним родстве. Ему хотелось, чтобы ты, его сын, понял, каким он был и почему действовал так, а не иначе. И еще Бром оставил мне подарок для тебя».
«Подарок?»
«Его собственные слова, с которыми он обращается к тебе, как отец к сыну, а не сказитель Бром к деревенскому пареньку».
— Только прежде чем Сапфира передаст тебе то, что хранит в памяти, — вмешался Оромис, и Эрагон понял, что она позволила эльфу услышать ее слова, — будет лучше, если ты узнаешь, как это произошло. У тебя хватит терпения выслушать меня, Эрагон?
Эрагон колебался, он не был уверен, что ему сейчас снова хочется слушать Оромиса, но все же кивнул.
Подняв хрустальный бокал, Оромис сделал глоток вина, поставил бокал на стол и начал:
— Как тебе известно, Бром и Морзан были моими учениками. Бром, который был на три года моложе, так уважал Морзана, так перед ним преклонялся, что позволял ему помыкать собой, унижать себя и вообще вести себя совершенно бесстыдно.
У Эрагона сдавило горло, но он все же заметил:
— По-моему, довольно затруднительно представить себе, что Бром кому-то такое позволил.