Шрифт:
ГЛАВА 1
Каждый год в этот день я самого утра пытаюсь заставить себя съездить проведать бабушку, но не могу. Сложно представить человека, который любит посещать кладбища. Понимаю: отдавать дань почившим родным нужно и, возможно, они это чувствуют, и им от этого становится хорошо. Для меня же нет испытания труднее и тягостнее посещения «тихих» мест, а наведываться туда приходилось с раннего детства, когда в день моего десятилетия не стало отца. В пятнадцать я лишилась матери. В двадцать семь ушла бабуля.
Весь день я провела в одиночестве. Сидела на диване,
Когда сумерки затопили комнату, я включила торшер с тяжёлым бархатным абажуром. В пятно света попадала часть дивана и край персидского ковра. Ярко-жёлтый свет отражался в начищенном с вечера паркете.
Я взяла с кофейного столика фотоальбом в тёмно-зелёной обложке. Он был старый и, со слов бабули, достался ей от матери. Сколько раз я листала пожелтевшие листы картона, не сосчитать!
В альбоме хранилась коллекция старых дореволюционных открыток. Большая часть из них была посвящена Рождеству и Пасхе. Встречались открытки с семейными портретами. Я любила их больше остальных и часто рассматривала счастливые, радостные лица давно не существующих людей.
Была среди них любимица: двойной портрет матери и сына. Серьёзный темноволосый мальчик лет десяти стоял за спиной расположившейся на пледе женщины. Костюм его составляла тёмная рубашка с белыми кружевными манжетами и воротником, короткие шорты и светлые гольфы. Левой рукой он сжимал ручку корзины с яблоками, а правую положил на шею матери, присевшей у его ног. В светлом платье с пышными воланами по вороту и подолу она выглядела такой нежной и лёгкой! Такое же впечатление производила и корзинка с лавандой, висевшая на её левом предплечье.
Нежность образа дамы подчёркивал взгляд, каким она смотрела в объектив. Я никогда не сомневалась в том, что фотограф был её возлюбленным. А взгляд мальчугана всегда казался мне удивительно спокойным и… взрослым.
Медленно пролистав альбом, дошла до последней страницы. Сколько себя помню, она всегда была пустой. Видимо, для неё открытки не нашлось. В груди завозилось раздражающее чувство дискомфорта, знакомое всем перфекционистам. С этим нужно было что-то делать!
Идея возникла сама собой. Закрывая альбом, я уже знала, на что потрачу завтрашний выходной. От принятого решения на сердце стало легче.
ГЛАВА 2
Крепкий бразильский кофе добавил мне бодрости, а хмурому осеннему утру — яркости. Завершая им завтрак, я исследовала местный рынок антиквариата и с удивлением узнала, что в нашем провинциальном городке есть целых три антикварных лавки. На белой салфетке с кофейными зёрнами красовался кривоватый чертёж маршрута путешествия по миру старины. Его начало лежало в дальней лавке под названием «Версаль».
Натянув джинсы и белую футболку, я вышла в прихожую. Голубая парка, нежно-голубые ботинки, и я полностью готова отправиться в путь и воплотить родившееся вчера намерение приобрести в коллекцию бабули недостающий экземпляр дореволюционной печатной продукции!
Сентябрьская осень не радовала тёплыми днями. Деревья быстро пожелтели и покраснели, теперь они усердно сбрасывали листья под ноги прохожим.
Шагая
Конечно же, у меня не было опыта посещения антикварных магазинов. Уже на месте я узнала о том, что сейчас вовсе не обязательно совершать марш-броски по городу! Достаточно зайти на сайт и посмотреть подробный каталог предлагаемых товаров, ознакомиться с экспертной оценкой каждого предмета, его стоимостью, и главное, уточнить наличие.
Теперь я пожинала плоды своей безграмотности, поскольку ни в первой, ни во второй лавке открыток не оказалось вовсе. Приветливые консультанты сообщили, что их магазины не занимаются такой мелочёвкой, как открытки. Их тон мне не понравился. Сразу же появилось стойкое ощущение, что увлечение моей бабули было высмеяно. Это повергло меня в тоску. Желание посещать третью лавку пропало.
Я поплелась домой пешком, растеряв весь запал и настроение. Как назло где-то совсем близко громыхнуло. Полил холодный дождь. Я огляделась в поисках укрытия. Сквозь завесу дождя и ветхую по осени стену деревьев аллеи пробивался тёплый свет витрины магазина. Я устремилась туда напрямик по ещё сочному газону. Протиснулась между мокрыми стволами, перемахнула через низенький кованый заборчик, нетерпеливо потопталась на обочине, пропуская авто, пересекла стремительный поток ливневой воды, скрывавший асфальт, и, наконец, достигла стеклянной двери, излучавшей свет.
Моё появление в магазине выглядело стремительным и нахальным, но меня это не волновало, поскольку тут было тепло и сухо!
Торговый зал освещался настолько слабо, что детали обстановки тонули в дождливой темноте комнаты. В голове пронеслась мысль: откуда же свет? Повернувшись обратно к двери, я увидела старый уличный фонарь.
— Раньше он был масленым, и освещал la rue de la Bievre*, — мягкий женский голос отвлёк меня и заставил обернуться. — Мой муж его переделал в электрический тридцать лет назад, и теперь он светит здесь.
Последняя фраза была произнесена совсем тихо, и мне показалось, что обладательница голоса всхлипнула.
В паре метров от меня одновременно зажглись торшер и два настольных светильника, разгоняя сумрак. Навстречу вышла женщина лет шестидесяти, среднего роста, немного полноватая. На тёмном строгом платье между округлыми отлетами отложного воротничка белела камея.
— Добрый вечер, — мой голос прозвучал слишком громко для этого места, продолжила я чуть тише: — На улице дождь, разрешите переждать здесь?
— Конечно-конечно, проходите. Хотите чаю? — приветливо ответила хозяйка заведения.
Я кивнула мокрой головой. Неужели в наше время ещё остались такие радушные люди?
В помещении было тепло. Я безбоязненно стянула с себя насквозь промокшую парку и огляделась с намерением куда-нибудь её пристроить.
— Давайте сюда, — женщина протянула правую руку, в другой она держала деревянные лакированные плечики.
Я отдала ей одежду, отметив какие длинные, ухоженные пальцы у незнакомки.