Бродячий пес
Шрифт:
«Странная семейка», — подумала я, — «у них даже собака при встрече разводит приветственный церемониал».
После несмелого лапопожатия собака, довольная результатом, вернулась к хозяину и заняла прежнее место.
Честно, я не знала, что делать дальше. Герман не подавал никаких знаков и намёков. Он лишь кивнул небрежно, когда вернулась псина. Тогда я вспомнила, чему учила бабуля, и, кивнув в ответ, осталась сидеть на лавке. В такой ситуации мужчине следовало подойти и продолжить общение. При желании обеих сторон, разумеется.
Переглядывания с Германом
С открытым ртом я проводила парочку взглядом и закрыла его лишь после того, как хлопнула дверь антикварной лавки.
На то, чтобы прийти в себя после странной встречи, потребовалась неделя. Однако в следующую пятницу я решила повторить недавний променад. На этот раз я прихватила из дома альбом с открытками. Вряд ли приглашение Елизаветы Петровны потеряло свою силу!
В торговом зале было светлее, чем в прошлый раз. Хозяйка стояла у высокого стеклянного шкафа и сверяла его содержимое со списком, что держала в руках.
Мы приветствовали друг друга. Как и в первую встречу мне предложили занять кресло у камина. Я не стала противиться, передав альбом женщине, устроилась на облюбованном месте с антикварным каталогом на коленях.
Сегодня его содержимое увлекало не так сильно. Я с нетерпением ждала оценки Елизаветы Петровны, поэтому внимательно наблюдала за её реакцией, пока она рассматривала страницы семейной реликвии. Мне был приятен трепетный интерес, с которым она изучала наши «сокровища». Я не сразу сообразила, что женщина уже несколько минут не переворачивает страницы. Узкие очки в роговой оправе съехали на кончик носа, но Елизавета Петровна этого не замечала, невидящим взглядом уставившись на очередной разворот.
— Рада, — обратилась она ко мне в тот момент, когда я уже собралась сама её окликнуть, — вы случаем не знаете, как в коллекции вашей бабушки появилась эта открытка?
Женщина развернула альбом в мою сторону. Её указательный палец указывал на мою любимую открытку.
— Альбом достался бабушке от её матери, — пустилась я в объяснения, — но бабуля никогда не говорила мне, как открытки появились в альбоме. В детстве она рассказывала придуманные истории о тех людях, которые на них изображены, и каждый раз они оказывались разными.
— Вы позволите взглянуть на оборотную сторону открытки? — с какой то обречённость в голосе спросила Елизавета Петровна.
— Конечно, — я закивала головой.
Женщина не спеша направилась к рабочему столу. Присев за него, она надела перчатки из тонкой белой ткани и бережно вытащила открытку из прорезей в листе альбома. Перевернув открытку, Елизавета Петровна всхлипнула и прикрыла рот ладонью, позабыв про перчатку.
Поведение выглядело более чем странным, поэтому я поспешила к хозяйке лавки:
— С вами всё в порядке?
— Да… — прошептала она слабо и тут же продолжила уверенно: — Со мной всё хорошо! Ваша открытка выпущена в начале ХХ века. Тогда их называли «открытое
Она вновь уставилась на лицевую сторону открытки с неподдающимся описанию выражением лица. Я не удержалась от вопроса:
— Скажите правду! Вы знаете эту женщину и мальчика? Я же вижу, что вы расстроены. Вряд ли такое впечатление на вас произвели бы незнакомые люди!
Елизавета Петровна подняла глаза, полные слёз. Капли одна за другой катились по её бледным щекам.
— Да, Рада, — ответила она бесцветным голосом, — мне они знакомы. Женщина приходится мне сестрой. Её звали София. А мальчик, — она промокнула уголки глаз всё ещё надетыми на руки перчатками, — мальчик — это Герман.
— Герман?
Тошнота подкатила к горлу. Да не может этого быть! Так, стоп!
— В смысле, ваш родственник, который когда-то жил? — я решила уточнить и вернуть здравый смысл нашей беседе.
— Нет, это мой Герман… точнее её Герман… — женщина продолжала всхлипывать и говорила словно в бреду.
Я огляделась в поисках воды. Графин нашёлся на кофейном столике у окна.
Я подала совсем расклеившейся Елизавете Петровне стакан и, дождавшись пока она сделает несколько глотков, сказала:
— Вам нужно успокоиться, а лучше — прилечь. Вы ведь живёте на втором этаже? Давайте я вас провожу!
Женщина закивала поднимаясь:
— Простите меня, Рада. Мне действительно лучше отдохнуть.
Я проводила её до спальни, помогла снять платье, надеть теплый стёганый халат и улечься в кровать. Елизавета Петровна заснула почти мгновенно. Видимо, нервное потрясение оказалось слишком сильным.
Прикрыв за собой дверь, я спустилась на первый этаж. На улице давно стемнело, а многочисленные часы, находившиеся в лавке, показывали десятый час. Давно стало ясно, что Герман отсутствует, поэтому я посчитала правильным остаться в магазине и дождаться его возвращения. Не бросать же всё открытым и без присмотра!
ГЛАВА 4
Ночь поглотила липовую аллею. Лишь изредка проезжающие автомобили рвали светом фар тёмное нутро. Улица спала. Ярга выглядела неуместно в этом сонном царстве трепещущих теней и неясных силуэтов. Она бежала впереди, высоко подпрыгивая, хватала падающие листья на лету. Такая беспечная и беззаботная. Совсем ещё щенок… Щенок, который прекрасно видит во тьме. Лучше, чем какое-либо животное из существующих или когда-либо существовавших.
Свет, горящий в лавке, я заметил издали. Он путеводной звездой освещал путь домой, в не зависимости от того, где находился дом, и как он выглядел.