Бродяги
Шрифт:
— Всё, что смогу, — твёрдо сказал гоблин. — Кровью бы поклялся, но Кедар сразу узнает.
— Что ж, придется рискнуть и поверить тебе на слово. — Лейн открыл шкатулку, достал из нее серебряный плетеный браслет.
"Работа сидов", — определила Дилла. Даже с ее острым зрением невозможно было рассмотреть все детали узора. Браслет словно сплели из плюща и полевых цветов, а потом уменьшили и превратили в металл с искрами драгоценных камней. Вот только это был не металл и не камни. Растения остались живыми.
— Нам действительно нужна информация, — сказал Лейн. — Всё, что ты знаешь о войне и о Кедаре.
— О нём мне запрещено говорить, — замотал головой Бор. — Расскажу только то, что все знают. Ну, может, чуть больше.
— Хорошо, — согласился Лейн. — И о других магах Леконы я тоже хочу узнать. И еще нам нужен дом. Не в городе, но поблизости.
— Других магов у людей больше нет. — Бор покривил губы. — Всех покрошило. Разве что из учеников кто уцелел, и то едва ли. Насчет дома… Подумать надо. Округа-то вся выжжена. Осталось, правда, пара усадеб с севера. Но дома там не в лучшем состоянии.
— Главное, чтобы крыша не падала и пол не проваливался, — сказала Дилла. — Всё равно мы здесь ненадолго.
Лейн неодобрительно посмотрел на нее, но поправлять не стал.
— Хозяев у тех домов нет, — продолжал размышлять Бор, — стало быть, продавать их будет городской Совет. Едва ли задешево, но и ломить цену не станут. Земля там еще лет тридцать родить не будет. Ладно, куплю я вам дом. Если сработает твоя безделушка.
— Эта "безделушка" стоит больше, чем вся твоя лавка! — возмутился Лейн. — Информация, дом и услуга. Согласен?
— Сказал же — что смогу. Лечи давай.
Такая привязанность к химере показалась Дилле чрезмерной.
— Он разумный? — спросила она.
— Все коты разумные. — Бор бережно поднял котоящера на руки, оставив болтаться безвольный чешуйчатый хвост. — Хотя по некоторым и не скажешь.
— Подержи ему голову. — Лейн обернул браслет вокруг кошачьей шеи, повозился, подгоняя застежку. — Пусть носит, не снимая, даже если тебе покажется, что он полностью поправился. Понял? Сколько бы ни прожил — хоть сто лет — снимать нельзя!
— Понял, не дурной. — Гоблин уложил недовольно трясущего головой питомца на подушку. — Но пока не увижу, что помогло, в Совет не пойду.
— Может, пока расскажешь, что у вас за война была? — Дилла отодвинула пару подушек, освободив для себя относительно чистый участок кровати. — Всё равно ведь узнаем — не от тебя, так от других.
— Да что война? — Гоблин пожал плечами. — Она здесь тянется с тех пор, как люди научились палку в руках держать. Обычное дело. Люди против фэйри. Люди против людей. Маги против фэйри. Маги против магов. Когда я сюда попал и угодил в ловушку колдуна Раона — дедули этого щенка Эрлина — уже вовсю полыхало. Фэйри к тому времени притухли и сидели по убежищам, а маги силой мерились. И доигрались. Кто разбудил подземных драконов — неизвестно. Сейчас всё на проигравших валят, но у победившего короля Коллина тоже черные колдуны в союзниках имелись. В общем, было в этом мире три материка, остался один. И то мы месяц света не видели — всё пеплом затянуло. А магов-то, чтобы небо расчистить, и нет уже. Хорошо, что фэйри подсуетились. Дышать-то всем хочется. А под землей им неуютно стало. В общем, солнце опять светит, и луны хороводятся. А что земля почитай вся отравлена, и фэйри, кто выжил, с людьми больше дела иметь не желают — так это мелочи, дело житейское.
Ядом в голосе Бора можно было отравить колодец.
— Умалившийся народ! — Лейн хлопнул себя по лбу. — Так это фэйри? А как они к серебру относятся?
— Спокойно. Люди серебром обвешиваются от нежити. Во время войны чернокнижники знатно поработали. К тому же, не все из Умалившегося народа считают некромантию дурным делом. А их работу только серебром проверить можно.
— То есть, — уточнила Дилла, — нас сегодня проверяли, живые мы или нет?
— Вроде того. Хотя своих они редко поднимают. Я в детали не вникал, но по слухам проще поднять целое человеческое кладбище, чем одного из них.
— Умалившийся народ — это их так люди прозвали? — спросил Лейн.
— Ага, по причине резкого сокращения численности. Ну, и потому что выжили в основном те, кто помельче. Морские сварились, когда подводные вулканы рванули. Воздушные почти все задохнулись и развеялись. Из наземных, кто остался, собрались в горах. Искать их не советую, они убивают любого, кто пересечет границу.
— Я их понимаю, — сказала Дилла. — Но они нам не нужны. Ты про людских колдунов расскажи. Сколько их осталось?
— Ты глухая? — Бор вскинул и без того высоко изломанные брови. — Сказал же, остался один Кедар. Каким образом его гениальный папаша откинулся, а бесталанный сынок уцелел, рассказать не могу, да оно вам и без надобности. Главное, что король пожаловал Кедару за его великие заслуги весь Дробул — вот этот вот городишко. Который, кстати, до войны был столицей государства. Но поскольку земля здесь загажена, король быстренько перенес столицу в более полезную для здоровья местность.
— А Кедар почему остался, если здесь всё плохо? — спросил Лейн.
— Ну, жить-то в городе можно. Здесь и до войны больше ремеслами занимались, чем землю пахали. Зерно, понятное дело, вздорожало и овощи всякие. Их теперь издалека привозят. Но трава растёт, пчёлы мёд собирают, скот родится. Коров, правда, только на мясо разводят, доиться они что-то перестали.
— То есть, молока совсем нет?! — ужаснулся Лейн.
— Почему же? Козы как-то приспособились. Но молока, сам понимаешь, от них мало. И дорогое оно.
— А его можно пить?
— Я пью. До сих пор жив, как видишь, — Бор замолчал, всматриваясь в задремавшего любимца.
— Когда закончилась война? — спросила Дилла.
— Почти три года назад.
— Три года?! — переспросил Лейн. — Да твой кот уже трижды умер бы за такой срок!
Бор хмуро посмотрел на него.
— Да знаю я! Уже и так подсчитывал, и эдак. Слабеть он начал в аккурат, когда небо очистилось. А лапы отказали месяца два назад. Нет! — Он вскинул руку. — Его создатель умер, это я точно знаю. Он был королевским магом. Кедар… раскрыл его заговор. И занял его место. Нет, тот маг сгорел, и пепел по ветру развеян. Но вот источник его силы, похоже, остался. И сейчас он иссякает.