Бронеходчики. Гренада моя
Шрифт:
– Ну и что, – пожав плечами, парировала девушка. – Тогда вспомнила с трудом, сейчас просто само прилетело на кончик языка. Не суть важно.
– Действительно не важно. Главное это то, что эта девица обыкновенная акула. И сейчас Клим для нее не представляет никакого интереса. Пока не стало известно о его будущем наследстве и он не начал получать содержание. Ты же, всегда была с ним дружна.
– И что с того? Может мне еще и Николая рассматривать как жениха? А что такого? Будущего наследства нам будет более чем достаточно. Сословная рознь,
– Алина, я слышать не желаю о подобном мезальянсе. Даже если это всего лишь шутка, – возмутилась женщина.
– Господи, тетушка, да у меня и в мыслях не было, – весело возразила девушка. – Я просто хотела сказать, что Клим мне просто друг, и ничего более.
– Но ты все же присмотрись к нему, – метнув в племянницу недовольно осуждающий взгляд, попросила она.
– Тетушка, ну вот ей богу, не ко времени все это.
– Что значит не ко времени?
– Кхм. Я хотела сообщить тебе это только завтра. Но-о…
– Говори. Или погоди. Ирина.
– Да, Анна Олеговна, – тут же отозвалась кухарка.
Впрочем, правильнее все же будет сказать прислуга. Кстати, следовало бы уже подумать о помощнице для нее. Тем более, что у хозяйки средств вполне хватает. Впрочем… Скорее всего обоих все устраивало, так что новая прислуга тут появится еще нескоро. Опять же, дочь Ирины Капитоновны появлялась здесь не реже одного раза в месяц и тогда в доме начиналась капитальная уборка, длившаяся весь день.
– Принеси мне пожалуйста, успокоительные капли.
– Уже несу, – бросив на Алину осуждающий взгляд, заверила та.
Девушка же в свою очередь глянула на кухарку так, словно хотела отвергнуть несостоятельные обвинения, напирая на свою невиновность. Ну правда! В чем она-то виновата? В том, что это ее жизнь и ее выбор. Молода и глупа? Вот она и поднаберется жизненного опыта.
Убедить в своем выборе отца было невероятно трудно. Но она все же управилась. Вообще-то, Владимир Олегович, после гибели супруги, во многом потакал дочери. Да и с выбором она определилась еще два года назад. Он не сомневался в том, что тот сделан под влиянием момента гибели матери. Вот только со временем решение это только крепло. Конечно служба в армии сопряжена с риском. Но он вовремя понял, что если встанет непреступной стеной, то потеряет еще и дочь.
– Ну давай. Вываливай на меня свою новость, – опрокинув в себя успокоительное, решительно рубанула тетка Анна.
– Я решила поступать в бронеходное училище. Можешь не обрывать трубы пневмопочты, папенька в курсе моего решения и уже одобрил его.
– Вернее смирился с ним, потому как ты настояла на своем.
– Не важно. Решение принято.
– То есть, ты непременно желаешь оказаться в числе лейб-гвардии потаскух. Так тебя понимать?
– Лейб-гвардии отдельном «Батальоне смерти», тетушка.
– Овеянном славой на полях сражений Великой
– Я иду служить, тетушка. А все эти разговоры… Хорошего же ты обо мне мнения.
– Я-то как раз хорошего. Но что скажут в свете? Ты понимаешь, что у всех у них испорченная репутация.
– Надеюсь, теперь и ты понимаешь, что я не могу составить партию Климу Сергеевичу, дабы не испачкать его честное имя, – резко бросила обиженная Алина.
Для нее это уже не первый разговор на эту непростую тему. Но куда более болезненный. Отец все же выбирал выражения, боясь ее ранить. К тому же, он кадровый офицер, жена которого, прошла через дальние, глухие заставы. Да и девочку растили не розой в теплице.
Тетушка же… За все время, она ни разу не позволила себе по отношении племянницы ни единого грубого слова. Между ними ни разу не случилось сколь-нибудь серьезной размолвки. И даже ребячество Алины с ее переодеванием, было воспринято Анной Олеговной, как некая блажь. Но сейчас все выглядело совершенно иначе.
– Если ты не отступишься, я лишу тебя наследства и отпишу все обществу вспомоществования сиротам, – холодно, произнесла Роговцева.
– Тетушка, ты действительно полагаешь, что я здесь ради наследства? Ла-адно. В конце-концов, ты можешь думать все что угодно. Вот только я от своего решения не отступлюсь. Можно жить в царских палатах, источая грязь, а можно жить в грязи так, чтобы она к тебе не приставала. Это твои слова тетушка. И я очень хорошо усвоила этот урок, – Алина бросила быстрый взгляд на часы. – Прости, но я не желаю доставлять тебе неудобства своим присутствием. Уеду в Петроград семичасовым поездом.
Девушка решительно поднялась, и направилась в свою комнату. Нет, это была не игра. Она действительно намеревалась выполнить свое решение. Что же до наследства… Положа руку на сердце, она никогда не воспринимала себя наследницей тетушкиных капиталов.
Хотя, откровенно говоря, именно они лежали в основе неприязни со стороны Астаховой, прямо-таки исходящей завистью. Подумаешь, она не имеет никакого отношения роду Дробышевых, или Роговцевых. Это просто несправедливо, когда кто-то другой получает жирный кус, а ты вынужден безучастно наблюдать за происходящим.
Алина пусть и была возбуждена, тем не менее действовала холодно и расчетливо. Не прошло и пяти минут, как первый чемодан был упакован, а на постели оказался второй. Да, ей было обидно, да она переживала ссору с тетушкой, но в то же время, она не видела повода для истерики.
Дверь тихо творилась и в спальню вошла тетя. Окинув племянницу печальным взглядом, она вздохнула и пройдя к постели, как-то уж совсем тяжко опустилась на нее. Перебрала уложенные в чемодан вещи и снова вздохнула.