БронеМашина времени
Шрифт:
— Приветствую вас, герр капитан, — встретил меня Гендель. — Присаживайтесь. — Благодаря открывшемуся лингвистическому дару общался я с ними по-немецки, хотя Гендель с грехом пополам умел балакать и по-русски. Я сел на предложенный жесткий стул, справедливо ожидая подвоха. Мне сразу бросилось в глаза, что пишущая машинка зачехлена. Обычно все допросы велись под протокол, и на них присутствовал рядовой эсэсовец-стенографист. Выходит, сегодня допрос не для протокола?
— Итак, — сказал Гендель. — Мы с вами уже неоднократно беседовали в этом кабинете, герр капитан. О многом. Не скрою, вы произвели на меня впечатление вполне здравомыслящего человека.
Я молчал и делал оловянные глаза невинного идиота.
— Капитан, — продолжал Гендель. — Вы наверняка в курсе, что нами этим летом и осенью захвачено большое количество ваших новых танков Т-34 и KB в технически исправном состоянии. Мы с вами об этом уже говорили, поэтому вы, я думаю, улавливаете мою мысль. В общем, сейчас тысячелетнему рейху очень нужны специалисты по боевому применению этих танков.
Сказать бы этому олуху царя небесного, что его «тысячелетний рейх» на самом деле протянет всего неполных двенадцать лет — то-то он удивится…
— И против кого ваш тысячелетний рейх собирается эти танки применять? — усмехнулся я.
— Против врагов рейха и фюрера, естественно, — ответил Гендель с милой улыбочкой. — Против кого же еще?
— Я не собираюсь воевать на трофейных танках против Красной Армии, — заявил я твердо. — Во-первых, пойманных за этим «почтенным занятием» расстреливают на месте, без суда. А во-вторых, не забывайте, что я давал присягу…
— Вы в этом уверены, герр капитан?
— Уверен.
Гендель невесело усмехнулся и как-то особенно посмотрел на Бодикера.
— Ханс, приведи, — бросил Бодикер, словно ни к кому специально не обращаясь.
Жлоб по имени Ханс вышел через вторую боковую дверь допросной и через минуту вернулся, толкая перед собой явного моего соотечественника — тоже пленного. Это был явный красноармеец из запасных — мелкий, плюгавый мужичонка лет пятидесяти, из числа тех полутора миллионов, что прошедшим летом остались в многочисленных «котлах» и «мешках». Пленный был без шинели, в грязной, разлезшейся по швам гимнастерке и натянутой глубоко на уши пилотке. Его отощавшие, заросшие густой щетинистой бородой щеки тряслись от страха и холода, а красные, ввалившиеся глаза слезились. Он явно не понимал, где находится и что его, скорее всего, уже фактически нет на свете…
— Мютце аб! — заорал на пленного Бодикер. Тот заученным движением сорвал с головы пилотку и, встав, как мог, по стойке «смирно», подобострастно уставился на унтерштурмфюрера.
— Ире наме! Фамилья! — потребовал Бодикер. Он, как и Гендель, говорил по-русски еле-еле, с чудовищным акцентом. Но для допросов ему подобных поверхностных познаний вполне хватало.
— Военнопленный Микешин! — выдохнул несчастный мужичонка сухими губами.
— Зольдат?
— Так точно, герр офицер!
— Вифиль яре? Сколько тибье льет, зольдат?
— Пятьдесят один год, герр офицер, в июле призвали, а в сентябре в окружение… — Пленный понял, что сболтнул лишнего, и сглотнул слюну. На его шее мотнулся туда-сюда волосатый кадык. Мне это кино нравилось все меньше и меньше, тем более что финал мне был известен…
— Дьети есть?
— Так точно, герр офицер!
— Вифиль?
— Четверо, герр офицер!
— Гдье твоя семья, Иван?
— Я с Пензенской губернии, герр офицер.
—
— Мне жалко семью этого дяденьки, — ответил я как можно спокойнее. — Но что-то я не уверен в том, что вы его не убьете. По-моему, вы, капитан, танатофил…
— О-о-о!!! Вы читали Фрейда или нечто подобное?! А, кстати, что такое «танатофил»?
— Это, капитан, человек, влюбленный в тематику, связанную со смертью, такой некрофил-мазохист. А в более узком смысле — тот, кто получает сексуальное удовлетворение от фантазий на тему собственной смерти и погребения… И, кстати, Фрейда вашего я не читал…
— Нарываетесь? — спросил Гендель зловеще. — Ну-ну…
Возникла пауза. Пленный при этом бросал на меня и Генделя испуганные взгляды. Он ни слова не понимал из нашего диалога, но спинным мозгом чувствовал, что речь идет о нем. Я при этом не покривил душой — у Генделя появилось какое-то особенное выражение глаз. Такое я видел только у нашего «самооборонного» контрразведчика Вити Батюшкова во время допросов. По моим понятиям, Батюшков был законченным садистом, хотя… Когда-то он был погранцом, замначальника заставы где-то в Таджикистане. Когда все началось, заставу после жестокого боя вырезали душманы, а Витя попал в плен. Там ему переломали ребра, отрубили два пальца на левой руке и вырезали на спине пятиконечную звезду (я сам видел этот чудовищный фигурный шрам). Однако он как-то сбежал и через четыре месяца добрался до фронта. Помню, как он допрашивал пленного летчика со сбитого Су-17. Летчик этот весьма технично нанес по нам РБУ, а на крыльях «сушки» были намалеваны цветастые эмблемы Казахского исламского халифата. Ну да, «Шилки» и не таких приземляли. Звали того летчика Леня, и был он откуда-то из-под Полтавы. Типично славянская была морда… И Батюшков тихо и лениво спрашивал, хочет ли Леня жить. И Леня кивал в ответ. А в глазах Батюшкова было то самое странное выражение — такой недоперебродивший напалм… А сутки спустя я видел этого Леню еще раз. Висел Леня на перекладине ржавого турника вниз головой, и не было у него ни кистей рук, ни ступней, ни глаз, ни гениталий. Был он голый и холодный, и крови под ним натекла ну очень большая лужа…
— Ханс! — коротко, словно сплюнув сквозь зубы, приказал молчавший до этого момента Бодикер.
— Не надо!!! — заорал благим матом пленный, приседая и закрывая руками лицо. Здесь я увидел в руке Ханса здоровенный «люгер», он же «парабеллум». Как видно, пистолет он достал из кармана — кобуры при нем не было… Выстрел треснул как-то тихо, и я его не сразу услышал. Я только увидел, как пленный мешком упал на пол, а по дощатой стене барака позади него стекают карминовые брызги.
— Вы животное, Бодикер!! — взвизгнул Гендель. — Я же просил делать это на улице, а вы опять загадили весь кабинет!!
— Так нагляднее, — усмехнулся Бодикер. Стоявший с опущенным пистолетом Ханс довольно улыбался, павиан… На выстрел в допросную с улицы всунулся рядовой эсэсовец из внешней охраны, в шинели и каске, с автоматом и изготовленной к ближнему бою рожей. Увидев, в чем дело, кликнул еще одного подобного себе, и они за ноги выволокли убитого через заднюю дверь. На полу остались большая багровая лужа и мятая пилотка без звездочки.