Броненосцы победы. Топи их всех!
Шрифт:
Поначалу "Олег" начал пристрелку не очень удачно, хотя дистанция была и невелика, но уже с третьего залпа он накрыл вражеский корабль. Затем оба русских крейсера перешли на беглый огонь и на "Суме",(а концевым шёл именно корабль Точиная, под флагом контр-адмирала Т'oго младшего) стали проявляться явные результаты действия русских снарядов: разгорелся пожар, явно наблюдался выброс пара, да и артиллерия крейсера резко снизила темп стрельбы.
— Н-да, это выше всяких ожиданий! — удивлённо обратился к своему штурману, лейтенанту Мантурову, командир "Олега" Добротворский, поведя своей роскошной бородой в его сторону.
— Действительно, уж такого начала… А может просто не так страшен японец, как его малюют?
В крейсер ударил крупный снаряд. Ещё один. Ещё… Ничего
"Сума" уже практически не отвечал и часть артиллерии перенесла огонь на второй крейсер. Это был "Акицусима". И снова, на удивление быстро стали отмечаться попадания. Среди большого количества всплесков от снарядов, встававших у борта корабля, не было заметно ни особых пожаров, ни пара, но японский крейсер стал заметно крениться на левый борт и прекратил огонь. Крен перестал увеличиваться, но всё-таки оставался очень заметным. Русские продолжали вколачивать снаряды в оба корабля противника. Японцы практически не отвечали. Ход их упал. На "Акицусиме" уже явно начался пожар, от кормы валил густой дым. "Сума", хоть и перестал парить, но даже кормовая пушка, единственная стрелявшая до сих пор прекратила огонь.
Комендоры "Авроры" действовали почти как на учениях. Японские крейсера вели огонь по ближайшему к ним "Олегу". Так что ни визжащие осколки, ни дым и огонь пожаров не мешали им спокойно наводить свои орудия и выпускать снаряд за снарядом по японцам. Громко бахали шестидюймовки, часто рявкали семидесятипятимиллиметровые пушки, которых у "Авроры" было огромное, даже чрезмерное количество. Наверное этим людям, стоявших у пушек крейсера, который прошёл три океана, чтобы вступить в бой можно было завидовать. Они делали то, к чему шли полгода, сражались за Родину, видели, что их старания не пропадают даром, что всё не зря. Вон они – вражеские корабли – горят, кренятся, а на палубе их крейсера нет смерти, нет крови. Просто мечта любого военного – уничтожать противника не неся потерь самому.
Два больших и значительно более сильных корабля старались поскорее добить два слабых, уже избитых, не способных оказать сколько-нибудь серьёзного сопротивления. Неблагородно? Жестоко? Да ведь к тому же, в случае успеха, тонущих тоже спасать не планируется – успеть бы "ноги унести" и к своим присоединиться.
Это война. "Недорубленный лес вырастает" – говорил ещё сам Александр Васильевич Суворов. Если не приложить все силы, чтобы уничтожить врага сейчас, то он может залечить свои раны, снова подняться на ноги и убить. Убить тебя или твоего товарища…
Нельзя, ни в коем случае нельзя оставлять корабль противника только подбитым, если есть возможность "затоптать" его в пучину. Строить "золотой мост" отступающему противнику перестали уже в восемнадцатом веке. Это не жестокость, это война.
Японцы под Порт-Артуром нападали на русские миноносцы и вчетвером, и вшестером, и в Корейском проливе, когда геройски погиб русский крейсер "Рюрик", подавляющее превосходство в силах их не смущало. А уж если вспомнить Чемульпо, когда на "Варяга" и "Корейца" навалилась целая эскадра… Нет, война не место для игры в показное благородство. Если есть возможность уничтожить врага имея превосходство в силах – этим надо пользоваться. Мало того, это превосходство нужно стараться создать везде и всегда!
Очень соблазнительно было, чтобы не терять зря время и снаряды, приблизиться на дистанцию минного выстрела и добить врага уже практически утратившего способность реально защищаться. Но нельзя. Можно и самому на мину нарваться и тогда победа превратится в поражение.
Эх, были бы рядом миноносцы или хотя бы юркий и скоростной "Жемчуг" – можно было бы попытаться не сильно рискуя. Но имеем то, что имеем… Нужно было стрелять, ждать и терпеть.
Контр-адмирал Т'oго, Масамичи, младший брат командующего флотом, сначала очень удивился, когда пара русских крейсеров отделилась от эскадры и взяла курс на его корабли. Не было в привычках русских атаковать. То, что практически никогда противнику не удавалось встретить японцев имея превосходство
И вот полетели первые снаряды. Сначала, естественно, фонтаны от их падения вставали достаточно далеко от борта "Сумы", но они приближались, несмотря на попытки смены курса… И пошли попадания. Только успевал Точинай получать доклады о русских снарядах, настигших его крейсер: попадание в корму, пушка выведена из строя, ещё одна, разбит паропровод, пожар…
Хоть на "Олеге" тоже были заметны результаты ответного огня, но они были несравнимы с тем, что получил маленький крейсер японцев за удивительно небольшой отрезок времени. И снова попадание за попаданием, "Сума" уже стал слегка "приседать" на корму, ход стал заметно падать, из пушек левого (стреляющего) борта могла работоать только одна стодвадцатимиллиметровка, пробита труба, перебит паропровод. Пожар был потушен, но осколки русских снарядов выкосили немало матросов, тушивших этот пожар.
"Акицусима" тоже всё больше становилась доступной для сосредоточенного огня русских. Снаряды "Авроры" и "Олега" обладали малым фугасным действием, зачастую они пробивали надстройки насквозь и рвались над морем не нанося вреда противнику. Но уж если попали и разорвались внутри корабля противника… Уже две угольные ямы были затоплены водой, крен крейсера угрожающе увеличивался. Из за этого крена даже вполне исправные пушки "Акицусимы" не могли вести огонь по противнику. Пожар был всего один и небольшой, орудия в строю, есть пробоины в трубах, вентиляторах, разбиты шлюпки, но пушки целы, они могут стрелять… Но не могут. Крен. Невозможно придать им нужный угол возвышения, чтобы добросить до противника снаряд. А снаряды врага всё прилетают. Прилетают и разрушают. А ответить возможности нет. Только кормовая стодвадцатимиллиметровка, несмотря на этот крен, пытается стрелять.
Русские не щадили противника. Пока флаг не спущен – враг ведёт бой. А у японцев и мысли не возникало, что флаг в бою можно спустить. Они принимали летящую в них смерть.
Но ситуация на войне меняется каждую секунду… Туман рассеивался… И с севера и с юга показались дымы. Если южный дым, как быстро выяснилось, принадлежал "Жемчугу", командир которого выпросил всё-таки разрешение присоединиться к бою, в котором он мог принести реальную пользу, то с севера мог подходить только противник. И неизвестно кто это будет, а мог быть кто угодно: вспомогательные крейсера, которых можно совершенно не опасаться, или отряд адмирала Дева, подход крейсеров которого мог изменить ситуацию кардинально. Или ещё кто. Нужно было торопиться, благо "Жемчуг" уже вступил в кильватер "Авроры" и часто зарявкали его пушки. Крейсера первого ранга тоже усилили огонь. На "Суме" рухнула вторая труба, боевая рубка "Акицусимы" была охвачена пожаром, крен увеличивался. И по прежнему японцы не отвечали на огонь.
С плотоядным восторгом матросы и офицеры русских крейсеров наблюдали, как от из противников "отлетают кусок за куском". И хотелось, страстно хотелось, наконец увидеть днище переворачивающегося корабля или его таран приподнятый над волнами и медленно погружающийся в пучину. Но очень нервировали наплывающие с севера дымы. Очень.
Наконец уже вконец измученный русскими снарядами стал прилегать на левый борт, из труб его продолжал валить дым и он уже просто стелился параллельно поверхности моря. С ужасом можно представить, что творилось в этот момент в кочегарках крейсера, что происходило возле топок, котлов, где японские матросы до последней секунды продолжали исполнять свой долг и обеспечивали свой корабль ходом. Казалось, что оставались действительно секунды. Ну минуты. Ещё бы несколько попаданий…