Бронепоезд 'Гандзя'
Шрифт:
– Подожди, увидишь... Пойдем пушку смотреть.
Мы стали пробираться вперед. Железнодорожники сторонились с дороги и отпускали полотенца и веревки, которые они приспособили, чтобы перетаскивать ящики со снарядами.
Да тут, гляжу, чуть ли не со всех служб собрался народ! И рабочие-путевики с выгоревшими добела зелеными кантами, и рабочие службы тяги - у этих кант синий, а движенцы - малиновый кант, и станционные грузчики в фартуках. А вон и телеграфист с кантами канареечного цвета и молниями в петлицах. Тоже прибился к артели.
У моего провожатого, смазчика, канта нельзя было разобрать. Тужурка на нем была замасленная, вся в заплатах, и кант на тужурке обвисал хвостиками копченого цвета.
Но вот и пушка.
Смазчик забежал вперед и, составив вместе каблуки, вытянулся у колеса пушки, как вытягиваются новобранцы под меркой.
– Вот она, пушка, гляди!
Колесо пушки своим ободом пришлось ему почти вровень с плечами.
Вот так пушка!.. Колесо в человеческий рост! Да и толстое какое, с дверной косяк толщиной... Это, видно, не трехдюймовая, не то что у нас на батареях, - покрупнее калибром!
Смазчик с важным видом повернулся ко мне. Отставил ногу и сплюнул:
– Крепостная, брат, орудия. По крепостям бить. Видал такие?
Признаться, этаких пушек я и не видывал.
А смазчик, шельма, глядит на меня и в глаза смеется: вот, мол, теперь и ты, хоть и боец Красной Армии, а стоишь столбом. Ничего ведь не смыслишь в артиллерии!
Я, не отвечая ему, достал табак и стал для виду крутить папиросу.
"Надо, - думаю себе, - перевести разговор на что-нибудь другое, мне знакомое, например на динамит".
Но тут кстати подошли несколько железнодорожников - они уже, видно, закончили приборку.
– Ты что это опять брешешь, Васюк?
– лениво сказал рослый железнодорожник с синим кантом на обшлагах. Он присел на лафет.
– Заладила кукушка про ястреба - крепостная да крепостная... усмехнулся другой.
– А если эта орудия осадного действия или, например, для дальнего боя?
– сказал третий.
Все подтрунивали над смазчиком. Разгорелся спор. И тут я увидел, что железнодорожники, да и сам смазчик, тоже ничего не понимают в пушке.
"Вот так, - думаю, - бравый народ собрался! Кто же стрелять-то будет?"
Я пошел от них в сторону и вдруг поскользнулся о что-то круглое, какой-то бочонок. Гляжу, а это снаряд. Возле борта, накрытые брезентом, лежат приготовленные снаряды.
Я сразу присел, чтобы измерить снаряд.
Ни аршина, ни фута у меня под руками не было, и я пустил в дело саперную мерку. Сапер весь из мерок состоит: руки, ноги, пальцы - у него не руки, не ноги, не пальцы, а меры длины. Ступня в красноармейском сапоге фут, шаг или вытянутая рука - аршин, а пальцы - дюймы и вершки. У сапера заранее все вымерено. Мало ли при постройке моста или блиндажа случится: сломаешь или обронишь раскладной аршин - не бежать же в обоз за новым!
Я приложил к задку снаряда мизинец - средним
– Ничего себе пушечка!
– Я стал откатывать снаряд к борту.
– Вот эта долбанет так долбанет!
– Долбай, да только не по ногам, - вдруг услышал я над собой сипловатый голос.
Я выпрямился. Прямо передо мной на борту сидел, свесив ногу, матрос. Обветренное, словно дубленой кожи, лицо, зеленоватые глаза, прищуренные щелочками. "Заветный", - машинально прочитал я надпись на бескозырке. Буква "ять" закрашена чернилами, как отмененная в новой советской азбуке. Так что в золотом ряду букв образовалась брешь, но все-таки можно было прочесть надпись.
Я отступил, толкнув снаряд в сторону.
– Вот мы и в кубрике, - сказал матрос и расстегнул бушлат.
– Кажись, сюда попал. Здесь, что ли, собираются, которые из штаба?
Он перетянул через борт корзину моченых яблок и спрыгнул с ней в вагон.
– Закусывай, артиллерия, до обеда еще далеко, - сказал матрос, устанавливая корзину на лафете, и сам первый взял яблоко.
– Вы уж, ребята, извиняйте, что я без винтовки. Проспал, пока выдавали. Сон мне, ребята, приснился...
Матрос помолчал, почесывая за ухом и оглядывая исподтишка слушателей.
Все с любопытством уставились на него.
– Сон приснился, братишки...
– Матрос сел на ящик.
– Про моего шкуру-офицера сон, который от моей руки в Черном море утоп... В городе, слышу, тревога, и соседи уже повскакали, а я лежу, мне нельзя глаз раскрыть. Досмотреть хочу. Интересно, думаю себе, чем этот сон кончится. Все ли правильно будет? Так и проспал винтовку. А теперь вот - совестно сказать - с мочеными яблоками пришлось против петлюровского кулачья выйти. Уж извиняйте, товарищи...
Железнодорожники, ухмыляясь, слушали беспечную болтовню матроса.
– А вы часом не артиллерист?
– осторожно справился смазчик.
– А то вон - к пушке...
– Мм... Нет... нет!
– замотал матрос головой, жуя яблоко.
– В рейс с вами схожу - дома-то скучно сидеть, когда вражья сила в город ломится, - а только не артиллерист, нет!
Матрос доел яблоко и стрельнул огрызком через борт.
– А у вас нехватка, что ли, в артиллеристах?
Двое или трое железнодорожников шумно вздохнули:
– Нехватка...
– Ну, так в случае чего... Я ведь не пассажиром первого класса к вам сажусь, - сказал матрос.
– Помогу, чем могу. Снаряд подать или что - на это-то у меня ума хватит.
Железнодорожники потянулись к яблокам - и вдруг так и замерли с протянутыми руками... Из-за города докатился раскат орудийного выстрела.
– Повесточка...
– пробормотал матрос.
– Начинается!
Все бросились к винтовкам. Я перетащил свой мешок поближе к пушке, чтобы держать его на виду.