Бронепоезд No 14,69
Шрифт:
– - Он старшой-то, он, -- закричал Окорок.
– - Никита Егорыч Вершинин. А ты рассказывай, как пымали-то!
Мужик сплюнул и, похлопывая американского солдата по плечу так, точно тот сам явился, стал рассказывать со стариковской охотливостью.
– - Привел его к тебе, Никита Егорыч. Вознесенской мы волости. Отряд-от наш за японцем пошел далеко-о.
– - А деревень-то каких?
– - Селом мы воюем. Пенино село слышал, может?
– - Пожгли его, бают.
– - Сволочь народ. Как есть все село,
Партизаны собрались вокруг, заговорили:
– - Одну муку принимам. Понятно.
Седой мужик продолжал:
– - Ехали они двое, мериканцы-то. На трашпанке в жестянках молоко везли. Дурной народ, воевать приехали, а молоко жрут с щиколадом. Одного-то мы сняли, а этот руки задрал. Ну, и повели. Хотели старости отдать, а тут ишь -- целая компания.
Американец стоял, выпрямившись, по-солдатски, и как с судьи не спускал глаз с Вершинина.
Мужики сгрудились.
На американца запахло табаком и крепким мужицким хлебом.
От плотно сбившихся тел шла мутившая голову теплота и подымалась с ног до головы сухая, знобящая злость.
Мужики загалдели.
– - Чего-то?
– - Пристрелить его, стерву.
– - Крой его!
– - Кончать!..
– - И никаких!
Американский солдат слегка сгорбился и боязливо втянул голову в плечи, и от этого движения еще сильнее захлестнула тело злоба.
– - Жгут, сволочи!
– - Распоряжаются!!
– - Будто у себя!..
– - Ишь забрались...
– - Просили их!..
Кто-то пронзительно завизжал:
– - Бе ей!!.
В это время Пентефлий Знобов, работавший раньше на владивостокских доках, залез на телегу и, точно указывая на потерянное, закричал:
– - Обо-ждь!..
И добавил:
– - Товарищи!..
Партизаны посмотрели на его лохматые, как лисий хвост, усы, на растегнувшуюся прореху штанов, и замолчали:
– - Убить завсегда можно. Очень просто. Дешевое дело убить. Вон их сколь на улице-то наваляли. А по-моему, товарищи, -распропагандировать его -- и пустить. Пущай большецкую правду понюхат. А я так полагаю...
Вдруг мужики густо, как пшено из мешка, высыпали, хохот:
– - Хо-хо-ха!..
– - Хе-е-е!..
– - Хо-о!..
– - Прореху-то застегни, чорт!
– - Валяй, Пентя, запузыривай...
– - Втемяшь ему!
– - Чать тоже человек!..
– - На камне и то выдолбить можно.
– - Лупи!..
Крепкотелая Авдотья Сещенкова, подобрав палевые юбки, наклонилась, толкнула американца плечом:
– - Ты вникай, дурень, тебе же добра хочут!
Американский солдат оглядывал волосатые красно-бронзовые лица мужиков, расстегнутую прореху штанов Знобова, слушал непонятный говор и вежливо мял в улыбке бритое лицо.
Мужики возбужденно ходили вокруг него, передвигая его в толпе, как лист по воде; громко, как глухому, кричали, жали руки.
Американец, часто мигая, как от дыма, поднимал кверху голову, улыбался и ничего не понимал.
Окорок закричал американцу во весь голос:
– - Ты им там разъясни подробно. Не хорошо, мол.
– - Зачем нам мешать!
– - Против свово брата заставляют итти!
Вершинин степенно сказал:
– - Люди все хорошие, должны понять. Такие ж хрестьяне, как и мы, скажем, пашете и все такое. Японец -- он што, рис жрет, для него по-другому говорить надо.
Знобов тяжело затоптался перед американцем и, приглаживая усы, сказал:
– - Мы разбоем не занимамся, мы порядок наводим! У вас, поди, этого не знают за морем-то; далеко; да и опять и душа-то у тебе чужой земли...
Голоса повышались, густели.
Американец беспомощно оглянулся и проговорил:
– - I dont understand!
Мужики в-раз смолкли.
Васька Окорок сказал:
– - Не вникат! По русски-то не знат, бедность.
Мужики медленно и, словно виновато, отошли от американца.
Вершинин почувствовал смущенье.
– - Отправить его в обоз, что тут с ним чертомелиться?
– сказал он Знобову.
Знобов не соглашался, упорно твердя:
– - Он поймет... тут только надо... он поймет!..
Знобов думал.
Американец, все припадая на ногу, слегка покачиваясь, стоял и чуть заметно, как ветерок стога сена, ворошила его лицо тоска.
Син-Бин-У лег на землю подле американца; закрыв ладонью глаза, тянул пронзительную китайскую песню.
– - Мука-мученическая, -- сказал тоскливо Вершинин.
Васька Окорок нехотя предложил:
– - Рази книжку каку?
Найденные книжки были все русские.
– - Только на раскурку и годны, -- сказал Знобов, кабы с картинками.
Авдотья пошла вперед, к возам, стоявшим у поскотины, долго рылась в сундуках и, наконец принесла истрепанный с оборванными углами учебник закона божия для сельских школ.
– - Може по закону?
– - спросила она.
Знобов открыл книжку и сказал недоумевающе:
– - Картинки-то божественны. Нам его не перекрещивать. Не попы.
– - А ты попробуй, -- предложил Васька.
– - Как его. Не поймет, поди?
– - Может поймет. Валяй!
Знобов подозвал американца:
– - Эй, товарищ, иди-ка сюда!
Американец подошел.
Мужики опять собрались, опять задышали хлебом, табаком.
– - Ленин!
– - сказал громко и твердо Знобов как-то нечаянно, словно оступясь, улыбнулся.
Американец вздрогнул всем телом, блеснул глазами и радостно ответил:
– - There's a chap!
Знобов стукнул себя кулаком в грудь, и похлопывая ладонью мужиков по плечам и спинам, почему-то ломанным языком прокричал: