Броневая рапсодия
Шрифт:
По первоначальному замыслу Ставки намечалось нанести контрудар. Эта операция, к сожалению, не получила наименования в исторической литературе. Однако нельзя не отдать должное точности и смелости ее замысла. Он заключался в том, что 5-я танковая армия, получившая в пополнение 7-й танковый корпус, при поддержке уже поредевших 1-го и 16-го танковых корпусов должна была нанести удар в общем направлении на юг по северному флангу группы армий «Вейхс», перерезать ее коммуникации, сорвать переправу противника через Дон, выйти в его тыл, тем самым помочь вырваться из окружения дивизиям нашей 40-й
События развивались иначе. Противнику удалось обнаружить на открытой, равнинной местности выдвижение 5-й танковой армии на исходные рубежи. Он спешно стянул сюда пять дивизий, противотанковую артиллерию, большое количество самолетов.
На наступающие советские войска обрушился шквал снарядов, мин, бомб. Танкисты упорно стремились вперед, но темп продвижения становился все медленнее.
Командарм не покидал мощного КВ, личным примером воодушевлял подчиненных, твердо управлял частями и соединениями. Но обстановка все ухудшалась. Танкисты несли неоправданные потери.
Александр Ильич неоднократно обращался к командованию фронтом:
— Обеспечьте авиационное прикрытие и артиллерийскую поддержку!
Ответ пришел совершенно неожиданный: приказано 5-ю танковую армию расформировать, генерала Лизюкова назначить командиром 2-го танкового корпуса. Телеграмма в Ставку, лично Сталину, с просьбой временно приостановить расформирование, разобраться, проверить ход операции на месте осталась без ответа.
Сражение под Воронежем продолжалось. Комкор не выходил из самого пекла боев. Исключительно опасная ситуация сложилась 25 июля у села Сухая Верейка. Здесь фашистам удалось окружить часть корпуса. Чтобы выручить ее, генерал сам повел в атаку танкистов.
«С волнением следил я со своего КП за этой атакой, — писал в своих воспоминаниях маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков. — Танк, в котором находился Лизюков, вырвался далеко вперед. Но вдруг он словно споткнулся о невидимую преграду… Машина Лизюкова была подбита прямым попаданием бронебойной болванки». Комкор приказал экипажу покинуть машину. Сам выбрался из люка последним. В этот момент рядом разорвался снаряд… «С болью в сердце, — заключает Катуков, — похоронили мы отважного генерала…».
А как же мечта командарма — дойти до Берлина? Сорвалась с багрового неба звездочка военного таланта, да не погасла. Вспыхнула, разгорелась ярким огнем в сердцах однополчан, которые донесли лизюковскую жажду победы до самого логова фашистского рейха. Утолили ее надписями на колоннах и стенах рейхстага, а добрую славу понесли дальше в мирные дни, передавая эстафету доблести в надежные молодые руки.
«МЫ — ЛИЗЮКОВЦЫ!..»
Мне кажется, он подымается снова,
Мне кажется, жесткий сомкнутый рот
Разжался, чтоб крикнуть последнее слово,
Последнее гневное слово — вперед!
Пусть каждый, как найденную подкову.
Себе это слово на счастье берет.
Суровое слово, веселое слово,
Единственно верное слово — вперед!
Поезд Москва — Брест плавно тронулся, когда в дверь купе деликатно
Вместе с ними купе заполнило свежим степным ветром, неистраченной юной энергией, голосами, привыкшими к зычным командам на просторе позиций, полигона, строевого плаца. Знакомясь со мной, каждый, еще по курсантской привычке, называл себя по имени:
— Евгений!
— Александр!
— Петр!
Отчества не упомянул ни один, но и фамильярного: «Женя, Саша, Петя», не произнес никто. Очень разные внешне, по характеру, манере поведения, они в то же время воплощали в себе какое-то удивительное родство. Поначалу даже подумалось: «Братья». Когда за неторопливым дорожным чаем разговорились, мое предположение вызвало у попутчиков задорный, весьма долгий смех.
— Братья? — переспросил, успокаиваясь от общего веселья, Евгений. — Никак нет, мы совершенные разнофамильцы и даже не земляки. А вот что касается семьи, то тут вы угадали. Мы из одного гнезда. Мало того, одну специальность выбрали и призвание у нас одно — защищать Родину!
— Просто мы — лизюковцы, — добавил Александр.
Так я познакомился с выпускниками Саратовского высшего военного командно-инженерного Краснознаменного ордена Красной Звезды училища ракетных войск имени Героя Советского Союза генерал-майора А. И. Лизюкова. Нельзя было не любоваться молодецкой статью, крепостью здоровья, культурой общения лейтенантов. Они свободно и очень глубоко вели беседы о последних событиях в стране и за рубежом, о достижениях пауки и техники, о произведениях литературы, искусства. Держались просто, скромно, но с достоинством интеллигентных людей.
И было очень жаль, когда спустя несколько часов проводник напомнил:
— Товарищи офицеры, следующая остановка ваша.
— Раз наша, тогда, друзья, вперед! — засобирался первым Евгений.
— Только вперед! И никуда иначе! — эхом откликнулись два других голоса.
Они ушли, оставив свое гордое: «Мы — лизюковцы!», которое звучало и буднично, и торжественно, чем-то напоминая слова, вошедшие в нашу жизнь, в историю социалистического государства, ставшие девизами патриотизма и доблести: «Мы — чапаевцы!», «Мы — стахановцы!», «Мы — панфиловцы!»…
Более сорока лет миновало с тех пор, когда одному из старейших (основанному в 1918 году) военно-учебных заведений Советских Вооруженных Сил — 1-му Саратовскому Краснознаменному танковому училищу 2 июля 1943 года указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено имя прославленного командарма. Дружный, сплоченный коллектив преподавателей, командиров, политработников, курсантов свято хранит революционные, боевые и трудовые традиции, бережет и приумножает честь и славу, добытые в пламени сражений, в напряженных буднях мирной учебы, подготовки высококвалифицированных кадров для Советских Вооруженных Сил.