Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
В дежурке Игумнова ждала и другая ориентировка, прибывшая чуть ранее:
«…На ул. Мытной… у дома… вблизи стадиона «Красный пролетарий“, во дворе, обнаружены трупы трех неизвестных с огнестрельными повреждениями… На месте происшествия изъято следующее оружие: модель «кольта“ — «детектив спешиэл«…»
Игумнов быстро читал — что–то необычное, в то же время знакомое и ожидавшееся, стояло за привычными фразами.
«…Вблизи места происшествия находится оставленная водителем машина «ГАЗ“ — МК 04–12, с пробитыми баллонами на двух задних скатах. Обстоятельства, личности
— Сейчас тебе будут звонить по этому поводу, — предупредил Егерь.
— Кто именно?
— Он сказал, ты знаешь… Не уходи!
Игумнов кивнул. Качан маялся рядом.
— Тебе лучше не лезть на глаза… Тут сейчас понаедет!
— Я знаю.
— Найди бригадира носильщиков. Скажи, что он мне нужен. И покажи ему убитого, пока того не отправили. Иди.
В дежурке людей было немного. Начальство у себя в кабинете кололо бригадира и проводника. Проводник вспомнил о втором пассажире, которого он впустил в вагон незадолго до потерпевшего. Это придало допрашивающим второе дыхание. Верило ли начальство в то, что проводник сам убил неизвестного — скупщика импортных головных платков, чтобы присвоить его товар?
— Коробки с платками у тебя? — спросил Игумнов у Егеря. — Я хочу взглянуть.
— Сейчас.
Дежурный скрылся в подсобке. Игумнов достал ручку. Паста закончилась, он поискал другую. Нацарапал несколько строк. «Не забыть…»
Что–то не сходилось весь этот долгий день. Не вспоминались уже ни похороны Деда, ни старуха Розенбаум. Слой за слоем события накладывались одно на другое.
«Кража у Больших Боссов… Раскол симферопольского каталы… Откровения инспектора из отдела разборов ГАИ…»
Дежурный вынес несколько платков.
«Японский импорт…»
Именно за ними приезжали Голубоглазый и его приятель к директору ресторана. На пульте раздался звонок.
— Тебя! Тот, что спрашивал…
Звонил разыскник из спорткомплекса над оврагом.
— Игумнов? Убили Лейтенанта! И Кабана!
— Где?
— Час назад! На Мытной! У стадиона! У вас нет ориентировки?!
— Есть! Но там — все неизвестные!
— Уже опознали! Третий — шофер, «персональщик»… Тоже у нас жил! Тут сейчас внизу их родители! Представляешь? — Он почти плакал.
— Понимаю. Я сочувствую.
— У тебя данные на какую–то конкретную группу… Может, мне подъехать?
— Ты у себя? — Игумнов увидел в дверях старшего опера, Качан показал головой на перрон. — Я перезвоню, как только определюсь…
Он положил трубку. Вышел.
— Аскер у автоматов с газировкой, — предупредил Качан. К электричкам спешили люди. Было светло от огней, но вся другая жизнь, вне станции, уже замерла, остановилась, В жилых домах на Садовом густо темнели окна. Привокзальная площадь за стоянкой такси была пуста. У автоматов с газированной водой, напротив мемориала с паровозом и вагоном, доставившими тело вождя со станции Герасимовка в Москву, ждал давешний носильщик.
— Мне показали убитого… — Малоподвижное плоское лицо носильщика было абсолютно непроницаемо.
Игумнов поискал в куртке монету. Носильщик уже допивал свой
— Это не тот, что приезжал в ресторан с Голубоглазым…
— Точно?
— Аб–солютно! Но, думаю, одна компания…
В его отсутствие передали еще ориентировку МУРа — и эта тоже была об убийстве.
«…В 23 часа 15минут у подъезда дома… с колото–резаными повреждениями в области легкого, печени, желчного пузыря и сердца… подобран…»
— Располосовали здорово!.. — поразился Егерь.
«…гр–н Республики… Али Шариф, 52лет, дипломатическая карточка… Сотрудник посольства… Русским языком не владеет… Направлен в Институт Склифосовского…»
Игумнова вдруг осенило: «Это же Хабиби! Продолжение той же драмы… Друг Голубоглазого. Потом Лейтенант. Теперь оптовик!»
— Надо срочно искать таксиста. Если он среди живых…
Игумнов достал спичечный коробок томской фабрики с выведенными на нем номерами, положил перед Егерем.
— Поручи найти это такси. 71–31! Фамилия водителя — Карпухин. Пусть передадут дежурному по городу…
Он еще раз проглядел все ориентировки — Пай–Пая среди убитых не было. В джинсовом костюме упомянут был только один человек — тот, кого проводник впустил в вагон в парке отстоя.
— Это он!
Егерь тоже перечитал ориентировку об убийстве иностранца.
— Доложить начальнику отдела? — дежурный показал в сторону кабинета.
— С кем там он?
— С проводником. И еще из управления люди. Похоже, замешан Голубоглазый, он помогал перегружать коробки с платками…
— Доложишь, когда я уеду. Машина есть?
— Только отпусти сразу!
В Склифе было шумно и суетно. Посольство страны, которую в Москве представлял погибший, действовало оперативно. Спешное вскрытие было уже закончено. Медики констатировали четыре ножевых ранения, из которых по меньшей мере два были смертельны. Прямо из Склифа семья и сослуживцы покойного должны были перевезти тело погибшего в Шереметьево, чтобы транспортировать на Ближний Восток и как можно скорее предать земле. Следователи торопились: допрашивали жену убитого, нескольких его близких друзей — в основном слушателей военных академий, также приехавших в Склиф. Офицеры же выступали и в качестве переводчиков. Игумнову повезло: один из следователей прокуратуры вышел с сигаретой на лестницу. Игумнов узнал его: он входил в следственно–оперативную группу, расследовавшую дело таксистов–убийц, ночных охотников за одинокими женщинами в аэропортах. Дело это — в котором все жертвы были мертвы — оказалось трудным орешком. Поговорили коротко, рядом с заплеванной кафельной урной.
— Жена убитого Али Шарифа что–нибудь говорит?
— Ничего не знает. Восточная жена. Муж — глава семьи! — Следователь несколько раз глубоко затянулся. — «Хозяин приехал…», «Хозяин поел питу…», «Хозяин вышел пройтись…», «Знакомых среди жителей Москвы не имел…»
— А что другие?
— То же. Впечатление такое, что всем им в посольстве дали команду молчать… «Ничего не знаем», «Своими планами ни с кем не делился…»
— Кто его обнаружил?
— Старший сын.
— Кого–нибудь видел?