Броня. «Этот поезд в огне…»
Шрифт:
— Фыркнет рядом пузырь, лопнет с шумом, а ты не пугайся, в воду не падай. Коли немцы на берегу, услышать могут. Вонять, как звери дикие, опосля будете, вода застойная – так постираетсь потом. Грязь-то не срам, смоется.
— Спасибо, дедушка.
Вот это болотце и наметил для перехода Иванов, туда и группу свою вел. Грязно, мокро, противно, но место для перехода удобное. Немцы там огневую точку имели в застрявшем танке. По незнанию наши танкисты танк «БТ-7» в грязь загнали или специально, чтобы врагу не достался, неизвестно, только увяз он там по самое брюхо.
Танк стоял от болотца метрах в семидесяти. Днем болотце просматривалось, поэтому переходить его надо было ночью. Немцы в этом месте даже осветительные ракеты пускать ленились – чего чертей и леших пугать? В нечисть, правда, не верили, но на всякий случай остерегались.
Когда они подошли к болоту, время уже перевалило за полночь. На той стороне, в четырех сотнях метров, — уже танк с пулеметчиками.
Лейтенант пошел первым. Вода была черная, пахла противно, и холодная – болото ключи холодные подпитывали.
Двигались медленно, автоматы и подсумки с патронами в руках держали. Слева видели смутную тень танка, даже отдельные фразы доносились, но немцы вели себя спокойно.
Через полчаса ноги замерзли. Разведчики отошли от болота подальше, сняли сапоги и вылили болотную жижу. А то идти было неудобно, мокрые портянки натирали ноги.
Шли по небольшой ложбинке – ее дед-старожил тоже указал, но на карте она не была отмечена.
Через час уже были в немецком тылу, далеко от передовой – как и планировал Иванов: чем дальше от передовой, тем спокойнее и беспечнее немецкие солдаты. Только лейтенант в оправдание за первую неудачу не солдата хотел захватить в качестве «языка», а офицера – задача трудная. Часового захватить проще, только знает он мало. А у офицера карта быть должна, сведения о расположении своих батарей и пулеметных гнезд. А если повезет, так и о планах командования знать будет.
Разведчики шли наобум, расположения немецких частей не знали, и вышли к минометной батарее. Поняли это не сразу, а когда свалились в ровик, в центре которого миномет стоял. В нише – ящики с минами. Руки так и чесались взорвать все это хозяйство, но устраивать шум было нельзя. Их дело – взять «языка» и незаметно уйти.
Некоторое время осматривались.
Рядом, по тропке, прошел часовой. Он топал, как слон – такой себя за десяток метров обнаруживал. Но лейтенант знака «взять» не подавал.
Они перемахнули через траншею. Дальше было несколько землянок, которые были опознаны разведчиками по характерным горбам наката. Выходы из землянок были сделаны грамотно, в противоположную от передовой сторону.
У выхода из одной землянки они и устроились. Рано или поздно, но кто-то из обитателей ее выйти должен.
Но время шло, а из землянки никто не выходил. Лейтенант уже нервничать начал, как вдруг удача подвернулась, из землянки немец вышел. В одном исподнем – явно до ветру. Позевывая, он сделал свое дело.
Лейтенант тут же знак показал, кулак сжатый.
Оглушить немца должен был ефрейтор Кононыхин. Небольшого роста, физически очень крепкий, он до войны работал на мясокомбинате, был забойщиком скота, здоровенных быков оглушал ударом кулака в лоб.
Вот и сейчас ефрейтор метнулся к немцу, пока тот пуговицы на кальсонах застегивал. Раздался глухой звук удара, немец обмяк, но повалиться ему Кононыхин не дал, подхватил.
Тут же к немцу метнулся Суровихин, затолкал ему в рот заранее приготовленный кляп и моментом связал руки веревкой. Немца подхватили и понесли подальше от землянок.
Лейтенант был доволен:
— Офицера взяли!
— На нем же формы и погон нет, — удивился Сергей.
— Исподнее шелковое, такое только офицеры носят. Жаль – ни документов при нем, ни полевой сумки с картой. Одна надежда, что Кононыхин память не отбил.
Пленного несли двое – Кононыхин и Суровихин, Сергей прикрывал отход. Снова нырнули в лощину – почти бежали по ней. Время неумолимо таяло, до рассвета нужно было успеть перейти болото.
Временами Сергей подменял кого-либо из бойцов, давая ему возможность отдохнуть. Но в итоге группа все равно выдохлась, и лейтенант объявил привал. Все попадали без сил.
— Кононыхин, ты не покалечил его случаем? — спросил Суровихин. — Пора бы ему уже очухаться. Если в себя не придет, сам по болоту тащить его будешь.
— Должен оклематься, я аккуратно бил.
Группа подошла к болоту. Рядом была огневая точка немцев, устроенная ими в танке.
— Заремба, ползи к танку. Если все тихо будет, через четверть часа уходишь. Гранаты есть?
— Есть.
— Исполнять.
Сергей пополз к танку. Что толку от ручных гранат? Была бы хоть одна противотанковая… А пехотной можно только гусеницу подбить, да и то если повезет. Только зачем ее подбивать, если танк неподвижен?
Сергей подполз к танку совсем близко, прислушался. В броневой коробке было тихо, дрыхнут небось. И люки задраили для собственной безопасности.
А дальше события стали развиваться не по сценарию лейтенанта. От холодной болотной воды пленный очнулся, ударил ногами Суровихина и стал бить по воде руками. Кононыхин в сердцах еще раз ударил его по голове, утихомиривая, но было уже поздно, немцы в танке услышали шум.
Откинулся люк на башне, из него по плечи высунулся дозорный и выстрелил вверх из ракетницы.
«Все, парней обнаружат и из пулемета посекут!» – понял Сергей. Он метнулся к танку, вскочил на моторно-трансмиссионное отделение, благо – оно низко было, танк в болотистый грунт осел. Из кармана форменных галифе выхватил «лимонку» – так фронтовики называли гранату «Ф-1», вырвал чеку и бросил в открытый люк башни.
Немец ракетчик чутьем понял, что сзади кто-то есть, нырнул внутрь и попытался прикрыть люк, но было уже поздно. У «лимонки» запал срабатывал через две с половиной – три секунды, и этого времени Сергею хватило, чтобы спрыгнуть с танка далеко в сторону.