Бронзовый топор
Шрифт:
Тогда он схватил друга под мышки и волоком потащил его к груде тлеющих шкур. Дрожащими руками он собрал валяющиеся вокруг куски дерева и раздул большой огонь, совсем не боясь того, что чужаки могут увидеть дым его костра. Долго тер Мизинец снегом белые щеки Птенца Куропатки и дул ему в рот, чтобы не дать душе замерзнуть и улететь. Он не оглядывался по сторонам, забыв осторожность. Он очень хотел услышать голос друга и поверить, что он не один.
Птенец Куропатки наконец зашевелился и открыл глаза. Мизинец вскочил на
— Мизинец, — сказал Птенец Куропатки, с трудом садясь. — Почему мне холодно? Разве мы не в краю небесных охотников?
— Нет! Нет! — закричал тот, продолжая прыгать от радости. — Мы с тобой не умерли, мы живы.
Птенец Куропатки стиснул голову руками.
— Болит… Болит!
Мизинец остановился перед товарищем, заглянул в бледное лицо.
— Посмотри вокруг…
Птенец Куропатки осмотрелся и тоже тихо спросил:
— Всех… убили?
— Женщин увели с собой…
— У-у-у!
Молодые люди долго молчали, думая об одном и том же: как жить и что делать дальше.
— Я хочу есть, — сказал Птенец Куропатки. — Дай мне мяса. Мизинец даже вздрогнул от его голоса и испуганно оглянулся.
Потом посмотрел в глаза товарища и тихо засмеялся.
— Сейчас. Но сначала мы завяжем тебе голову.
Чуть отойдя от стойбища, он откопал из-под снега щепотку белого мягкого мха и обрывком шкуры завязал рану Птенца Куропатки. Она оказалась неглубокой. Наконечник копья только вспорол кожу на голове, но не задел кость. Потом он побежал к лесу. Там под кучей сушняка была еще не открытая мясная яма, и, раз плосколицые не ходили в ту сторону, значит, она наверняка не была тронута.
Когда он вернулся, Птенец Куропатки медленно бродил по стойбищу. Мизинец бросил на снег заднюю ногу оленя.
— Давай есть, — просто сказал он. И от этих слов ему сделалось так легко и радостно, что он засмеялся. Если потребовалась еда, значит, все в порядке. Вдвоем они не пропадут. Вдвоем можно жить.
Юноши сели друг против друга, достали ножи и стали откалывать от мерзлого куска тонкие щепочки сахаристого розового мяса.
Когда от задней ноги оленя осталась только белая кость, Мизинец подобрал два очажных камня и ловко разбил ее, поровну разделив мягкий, не стынущий на морозе мозг.
— Ты можешь идти? — спросил он.
— Голова кружится…
— Все равно надо идти. Здесь больше нельзя оставаться.
— Да, — согласился Птенец Куропатки. — Нельзя беспокоить мертвых. Пора.
Вечер шел на землю. Ветер прилетел с Великого Холодного моря, начал гонять по истоптанному, залитому кровью снегу клочья обгоревших шкур.
— Ты говорил людям… — с горечью сказал Птенец Куропатки. — Ты предупреждал людей… Они не поверили…
Мизинец почувствовал, как он устал.
— Пошли…
Они поднялись на ноги. Мизинец еще раз оглядел темнеющую даль. Тундра была мертвой, и тогда, придерживая товарища за плечи, он повел его к лесу.
Очень скоро они нашли глубокую рытвину, сделанную весенней водой, и, выкопав в снегу снежную нору, тесно прижавшись друг к другу, крепко уснули.
Ветер пел над ними протяжную песню, заметая следы. В норе было тепло и тихо. Юношам снились страшные сны…
Глава II
— Мы идем много дней, — сказал Птенец Куропатки, — и не встретили ни одного человека. Зачем люди всегда уходят как можно дальше друг от друга?
— Разве я знаю? — подумав, отозвался Мизинец. — Про это надо спрашивать духов. Они забирают души мужчин и женщин, они одни понимают людей. Может быть, люди боятся друг друга?
Неделю юноши жили в снежной берлоге. Мизинец ждал, когда к Птенцу Куропатки вернутся силы и он сможет идти. Еды было много. Они жарили мясо на костре, но чаще ели сырым, потому что так они привыкли и так казалось им вкуснее.
Трижды ходил Мизинец к стойбищу и среди останков сгоревших жилищ отыскал несколько наконечников для копий. Наконечники были не очень хорошие — с зазубренными, выщербленными краями, но молодые люди не отчаивались. Из тонких крепких березок они сделали древки, очистили их от коры осколками камней и ремешками приладили наконечники. Теперь, когда в их руках снова было оружие, страх все реже приходил к ним.
Для дальней дороги необходимы были лыжи. Сделать настоящие они не могли: не было нужного дерева, нечем было его обрабатывать, потому что плосколицые забрали все каменные орудия, а делать лыжи ножами было и долго и рискованно. Ножи могли сломаться.
Мизинец сходил к реке и на одном из островов отыскал иву.
Целый день юноши грели и сгибали над костром ее ветки, потом крепко стянули их ремешками. Получились лыжи — лапы ворона. На них нельзя было бежать, скользить по насту, но они хорошо держали на глубоком и рыхлом снегу.
Когда все было готово к походу, настало время вслух заговорить о нем.
— Что станем делать дальше? — спросил первым Птенец Куропатки.
Мизинец долго молчал, хмурился.
— Надо уходить.
— Куда?
— Не знаю, — сознался Мизинец. — Мы будем думать.
— Когда придет к тебе сон, спроси о нашей дороге у Великого Ворона, — робко предложил Птенец Куропатки.
Мизинец с сомнением покачал головой.
— Захочет ли он со мной говорить? Великий Ворон далеко…
— Ворон приходил к тебе однажды и предупреждал о несчастье.
— Не знаю. Я не Заклинатель, но я попробую…
Мизинцу было приятно, что Птенец Куропатки обращался к нему как к старшему, хотя они и были одногодки.