Бронзовый топор
Шрифт:
Волки придвинулись и сидели теперь рядом со входом в снежную нору. Казалось, что они действительно слушали то, о чем говорил им Мизинец.
— Уходите! Уходите! — просил Мизинец. — Разве мало места на земле, чтобы не ходить по следу друг друга? Разве род наш мешал вам охотиться, когда вы шли за оленьими стадами? Мы делились с вами как с родственниками, и каждый убивал только своих оленей. Не трогайте нас! Мы пойдем через ваши владения и не убьем даже куропатки…
Волки вдруг насторожились, вскочили на ноги и, казалось, хотели уйти, но потом придвинулись к норе
— Ты не смог их уговорить, — прошептал Птенец Куропатки. И тогда уже не просящим тоном, а с угрозой в голосе крикнул Мизинец:
— Уходите! У нас в руках копья и крепкие ножи!..
— Это души плосколицых. Они стали волками. Поэтому им не понятен наш язык. Это враги. Их надо убить.
Самый большой волк вдруг прыгнул вперед, на сугроб, под которым укрылись юноши, и стал разгребать снег. Двое других, не спуская горящих глаз со входа в нору, дружно и тоскливо завыли.
Мизинец и Птенец Куропатки в ужасе поползли в глубь норы и выставили вперед себя копья. Лобастая голова просунулась в узкий лаз, заслонила слабый свет вечера. Два копья ударили в сторону светящихся зеленых точек.
Тоскливый, полный боли визг был им ответом, и в нору вновь заглянули звезды.
Волк, который был на сугробе, продолжал разгребать снег, и уже совсем близко отчетливо слышалось его хриплое дыхание и царапанье когтей.
— Стереги вход! — прошептал Мизинец и навалился всем телом на древко своего копья. Древко сломалось. Теперь в руках Мизинца оказалось укороченное копье, и его не трудно было повернуть в нужную сторону в узкой и тесной норе. Он сел на корточки и поднял копье острием вверх.
На головы посыпался снег, и, не дожидаясь, пока рухнет свод норы, Мизинец что было сил ткнул копьем вверх.
Тонкое древко задрожало в его руках, но он не выпустил его, а резко повернул и рванул назад. Зверь с распоротым брюхом скатился по откосу и в судорогах забился у самого входа.
Проворно, на четвереньках юноши поползли из норы. Последний из оставшихся в живых волк пятился назад, приседая на задние лапы, готовился к прыжку.
Птенец Куропатки, не поднимаясь с колен, метнул в него копье. Оно застряло у волка в боку, и он впился в древко зубами. Мизинец шагнул вперед и плашмя тяжелым наконечником своего сломанного копья ударил зверя по голове. Волк упал, и долго вздрагивало его тело, а лапы скребли снег, и черная пена из оскаленной пасти текла на снег.
Разгоряченные победой, обрадованные и в то же время испуганные, молодые люди долго стояли над убитыми зверями. Потом, взявшись за руки и делая короткие шаги, они трижды обошли вокруг волков, поочередно вскрикивая:
— Мы сильные! Мы первыми никого не трогали! Мы убили хозяев зимней тундры! Мы очень сильные, потому что победили самых сильных.
Такую песню велел им петь обычай их народа. А когда взошло солнце, юноши выбили у самого большого волка белые острые клыки и, привязав их к поясам ремешками, снова тронулись в путь.
Дни проходили за днями, а они все шли и шли через хребты и глубокие долины. Кожаные чулки на ногах износились — из дыр торчали клочья сухой травы, ветви деревьев изорвали меховые рубахи. Но самое главное — от ночевок в снегу отсырела и потому совсем не грела одежда. Ее негде было просушить. Молодые люди мечтали об огне и добыче. Взятое в дорогу мясо кончилось, и они жевали кусочки шкуры от своих дорожных сумок. От них же они отрезали лоскутки для того, чтобы залатать одежду.
Путь был таким долгим, что Мизинец и Птенец Куропатки видели, как небо родило луну, а ночь съела ее, отгрызая по кусочку.
От голода кружилась голова. За всю дорогу им не попался ни одни зверь. Только следы лосей чаще стали пересекать им путь и уходили в сторону, за перевалы. Порой из русел замерзших ручьев поднимались стайки белых куропаток — горянок, но взлетали они так далеко, что камни, брошенные юношами, не причиняли им вреда.
Однажды, пересекая широкую долину безымянной реки, юноши совсем близко увидели Длиннозубых зверей. Их было два — самец и самка. Громадные, в рыжей шерсти, свисающей клочьями с провалившихся боков и широких спин, они медленно брели по низкому речному берегу, опустив головы со страшными клыками и загребая толстыми, как старые деревья, ногами снег. За ними оставалась широкая изрытая тропа — похоже было, что прошли не два зверя, а целое оленье стадо.
Горы мяса были рядом, но юноши равнодушно смотрели на зверей, так как знали, что им никогда не одолеть их. Это не под силу ни им, ни кому другому из людей. Копье не пробьет толстую шкуру Длиннозубого зверя.
— Большие, — сказал Птенец Куропатки.
— Сильные, — отозвался Мизинец, не замедляя шага и не останавливаясь.
— Потому они ни на кого не нападают и никого не боятся. Мизинец вытер капли пота, выступившие на лбу от слабости, и сказал:
— Евражка говорил, что его прадед помнил то время, когда целые стада Длиннозубых зверей бродили по земле. Их путь повторял путь оленей — осенью они уходили в густые леса, а потом вместе с весной возвращались в тундру, к берегам Великого Холодного моря. Тогда люди жили большими племенами и охотились на Длиннозубых зверей. Но с каждым годом их становилось все меньше. Зимы сделались длиннее, и солнце позже стало будить травы и деревья от сна. Длиннозубые звери начали уходить в Страну Мертвых. Ты видел — в обрывах рек торчат их клыки. Там они отдыхают, чтобы потом снова вернуться в леса и тундру.
— В них столько вкусного мяса, — сглотнув голодную слюну, сказал Птенец Куропатки.
— Да. Но наши люди никогда не охотились на них. Это мне тоже рассказывал Евражка. Только изредка, когда удавалось встретить ослабевшего зверя, его добивали, нападая целым родом. Про такое пели песни. Бывало, добрые духи посылали мертвых Длиннозубых зверей, и тогда в стойбище устраивался большой праздник.
Юноши совсем близко подошли к животным.
— Давай хорошо посмотрим на них, — предложил Птенец Куропатки.