Брошенная
Шрифт:
На берегу он, несмотря на протесты Марины, вытер ее своей футболкой.
— Когда ты уедешь, — сказал он, — я буду класть ее на подушку рядом с собой и вдыхать твой запах.
— А не слишком ли мы мало знакомы для такого признания? — продолжала упорствовать она.
— После того как я покажу тебе одну вещь, ты все поймешь, — сказал он загадочно.
— Как, разве ты еще не все о себе рассказал?!
— Не обо всем можно рассказать. Кое-что тебе надо увидеть собственными глазами.
— Ты говоришь загадками. А что для этого надо?
— Посетить один маленький домик. Когда-то это был сарай для лодок, но я обложил его кирпичом. Собственноручно сложил камин. Теперь в нем можно жить…
— Камин. Как здорово. Жаль, что сейчас лето.
— Если хочешь, я зажгу его для тебя. Большой жары он все равно не дает, но мы могли бы сидеть и смотреть на огонь.
— И больше у тебя ничего интересного нет? — нарочно строго спросила она. — Камин летом — это, конечно, романтично, но еще недостаточно для того, чтобы увлечь девушку.
— У меня есть отличное кресло-качалка, я сам его отреставрировал.
Он тоже включился в эту игру, понимая, что ей трудно так сразу взять и отправиться в жилище одинокого мужчины. Молодежь лет пятнадцати-шестнадцати шутит на этот счет довольно грубо: «Чай-кофе-потанцуем, вино-водка-полежим!»
— Кажется, ты не сидел в своем домике сложа руки.
— Я старался работать не переставая, чтобы не думать об одиночестве, в котором оказался. Без друзей, без любимой женщины… Почти в том же положении, каким пугал меня тесть.
— Думаешь, в зоне тебе было бы так же плохо? — с неизвестно откуда взявшимся раздражением сказала Марина.
Что он может знать о зоне, об этом страшном месте, которое ломает и корежит нормальных мужчин?! Делает из них тех, кем бы они без нее никогда не стали. Она тоже не была за колючей проволокой, но с некоторых пор стала бояться тех, кто побывал в местах заключения, — они казались ей неизлечимыми, как больные проказой. А может, она до сих пор чувствовала себя виноватой в том, что брезгливо оттолкнула от себя Тимофея, не попытавшись ему помочь?
— Ты права, я ляпнул не подумав, — легко согласился он. — Наверное, обиженным судьбою всегда кажется, что их горе — самое горькое.
— Разве в поселке, где ты живешь, нет достойных женщин?
— Наверное, есть, — усмехнулся он, — я как-то об этом не задумывался.
— Прости, но прежде мне всегда казалось, что мужчины не слишком утруждают себя, выбирая женщину для постельных утех.
— Я тебя чем-то рассердил? — Он заглянул ей в глаза. — Прости, если это так, то я сделал это не нарочно. Хотя твою последнюю фразу я мог бы тебе вернуть — то же самое я думал и о женщинах.
«В самом деле, чего это я задираюсь?» — подумала Марина.
Она шла туда, куда ее вел Иван. Ей было приятно чувствовать свою руку в его большой теплой руке.
Домик, к которому Иван ее привел, выглядел совсем крохотным. «Наверное, в нем всего одна комната», — подумала Марина.
Иван оставил ее у крыльца и предложил:
— Погоди минутку, я сейчас.
Она услышала, как в небольшой сараюшке он стучит чем-то деревянным.
— Что ты там делаешь?
— Разве я не обещал тебе растопить камин?
— Надеюсь, что нам не будет чересчур жарко, — посмеялась она.
Иван возник перед ней с охапкой поленьев и сказал:
— Возьми, пожалуйста, ключ под половиком и отопри дверь.
— Я считала, что гостей обычно вначале проводят в комнату, а потом уже ненадолго оставляют, чтобы принести дров.
— Нет, я не оставлю тебя даже ненадолго, хочу быть вместе с тобой, когда ты станешь осматривать мое жилище.
Она открыла дверь, пропуская Ивана вперед. Послышался стук сброшенных на пол поленьев, а потом зажегся свет. Марина ахнула: это было самое оригинальное жилье, какое ей до сих пор приходилось видеть.
Стены были покрыты чем-то вроде сплетенных из камыша циновок. Причем они не просто висели на гвоздях, а были плотно приклеены, так что комната изнутри выглядела как большое лукошко. А в нем, будто отпочковавшиеся от материнского ствола, стояли тоже плетеные стол, табуретки, большой ларь.
— Нравится? — спросил ее Иван.
— Очень, — сказала Марина.
Она перевела взгляд на огромную кровать, застеленную искусственным мехом под леопарда, которая в сочетании с двумя такими же меховыми подушками выглядела просто по-королевски.
— Кровать не широковата для одного? — поинтересовалась она.
— Наверное, когда я ее мастерил, на что-то надеялся.
Он лукаво взглянул на нее. Что ж, правильно, каков вопрос — таков ответ. А не напрашивайся!
— Интересно, подушки тебе кто сшил?
— Я сам. А что их шить-то? Грубыми стежками, через край, все равно благодаря ворсу ничего не видно… Мех я купил в здешнем магазине. Кроме меня, его никто не брал, считали, дорого — полторы тысячи рублей за метр. Подушки я набил морской травой…
— У тебя просто дизайнерский талант! Ты где-нибудь этому учился?
— В юности я ходил в художественную школу. Говорят, недурно рисовал. А для отделки домика… Смотрел журналы по интерьеру.
— Ну вот, все испортил! — нарочито вздохнула Марина. — Нет чтобы сказать: это эксклюзив! Мое озарение, вдохновение, изобретение… Что там еще посещает художественно одаренных людей?
— А и правда, надо было себе самому пиар устроить. Кажется, так теперь рекламу называют?
Он подошел к камину и достал с полки приготовленную для растопки щепу.