Брошенное королевство
Шрифт:
— Я не отправляюсь ни в какой военный поход. Это тебе мой отец наговорил всяких сказок, госпожа?
— Ведь ты едешь в Громбелард?
— Но не на войну, — солгал он.
— Ты сам говорил, что в горах никогда не бывало спокойно.
— Ясное дело. Однако если даже и доходило до сражений, то мне очень редко случалось в них участвовать, госпожа. Я разве не рассказывал?
— Но ты был там, ваше благородие, королем всех горных бродяг, ведь так вы себя называете?
Обычно малоразговорчивый Глорм оказался в этот вечер в весьма непростом положении. Уже вторая женщина подвергала
— И что с того, госпожа? — раздраженно спросил он. — Я был именно их королем, а не каким-то рубакой. Это только тут царит странный обычай, согласно которому властитель Агар сам командует эскадрой, а княжна — кораблем… Я больше намахался мечами на дартанских аренах, чем за всю свою жизнь в Тяжелых горах. В молодости мне пришлось мечом добиваться послушания, но потом уже редко приходилось за него браться. За меня сражались другие. И я не командовал лично всеми вооруженными отрядами. Ты позволишь мне наконец присесть в моей собственной комнате, ваше высочество?
— Да, позволяю, — ответила она, чересчур взволнованная, чтобы заметить неприкрытый сарказм в его просьбе; великан действительно не мог сесть без позволения титулованной особы, которая тем не менее была гостем в его личных покоях. — Но сейчас? Похоже, тебе снова придется мечом добиваться послушания?
— Возможно. — Глорм в очередной за этот день раз отстегнул меч и положил его на стол, потом сел и потер лицо руками. — Может быть, княжна, мне придется так поступить. Но, возможно, достаточно будет, если я сумею кое-кого образумить. Я не возьму с собой ходячий Гееркото, который одним взглядом сожжет моего собеседника, из прихоти или случайно.
Она закусила губу.
— Я буду слушаться тебя во всем, ваше благородие.
— Ясное дело, ваше высочество. Так что советую сразу — откажись от этого путешествия.
— Кроме глаза, чего мне не хватает? — с нарастающей злостью спросила она, разводя руки, словно желая показать себя во всей красе.
С точки зрения мужчины, у нее всего было с избытком. Но в Тяжелых горах это предвещало только лишние хлопоты. Впрочем, дело было отнюдь не в этом.
— Чего? Двух вещей: рассудка и совести. Причем рассудок, госпожа, должен быть здравым, а совесть — хоть какая-нибудь, пусть даже и больная.
Она не приложила ни малейших усилий к тому, чтобы понять смысл его слов; до нее начало лишь доходить, что она ничего не добьется.
— Я буду делать все, ваше благородие! Я буду…
Она могла на месте поклясться, что станет варить ему суп на привалах в горах и носить мешок с провизией — он бы не удивился.
— Ваше высочество, прекрати немедленно! — решительно сказал он, чувствуя все большее раздражение. — Я не Раладан, чтобы ты из меня веревки вила!
— Ваше благородие, ты не закроешь от меня Громбелард! Если я не поеду с тобой, то отправлюсь с твоим отцом! — гневно заявила она, отступая на два шага. — Этого ты мне не запретишь? Может, лучше все-таки возьмешь с собой?
Он тяжело встал и отошел от кресла.
— С меня хватит, госпожа, — сказал он, поворачиваясь к ней. — В самом деле хватит. Хочешь сопровождать моего отца? Пожалуйста. Со мной ты в любом случае не поедешь. И мало того — постарайся не попасться мне на глаза во время какой-нибудь, само собой случайной, встречи. Этот остров — сущая ярмарка, где каждый болтает, что ему в голову придет, — подытожил он. — Мне все это смертельно наскучило. Молчи, княжна, и слушай, что я тебе говорю. — Он сделал едва заметный жест рукой, которого, однако, хватило, чтобы она закрыла рот. — Я отправляюсь в Громбелард не затем, чтобы с воем бегать по горам во главе стаи разбойников. Я для этого слишком стар, а впрочем, я никогда не был настолько молод, чтобы командовать бандой каких-то чудаков. Здесь, на Агарах, ты можешь делать все, что твоей душе угодно. Но Громбелард — мой.
Она снова открыла рот, но он во второй раз жестом заставил ее молчать.
— Он мой. Знаешь, чего я там больше всего ищу? Покоя. Да, именно там, в настоящем логове разбойников, я намерен найти покой. Я не нашел его в Дартане, где девица вроде тебя вообразила себя королевой, не нашел и на Агарах, где княгиня — проститутка, князь — морской волк, а наследница трона — женщина-Рубин. Я бежал из Дартана и бегу с Агар. Из Громбеларда я уже не сбегу. Я закончил. Что не значит, будто теперь я намерен слушать тебя. Вот дверь, ваше высочество. Отправляющаяся в Громбелард воительница с легкостью простит мне подобную грубость.
Все то, что спало в этом человеке, вдруг пробудилось. К агарской княжне никто таким образом не обращался. Но громбелардский Басергор-Крагдоб — что означало Властелин Тяжелых гор — не был кем попало. Она не могла найти в себе силы на то, чтобы разгневаться, разозлиться; она чувствовала, что ее не унизили даже, а лишь призвали к порядку. Этот неспешно и спокойно говоривший человек имел право на такие слова, и было совершенно ясно, что немного на свете тех, кто мог бы игнорировать его приказ. Он обладал властной силой, которой она не подозревала в рыцаре-бродяге, пусть даже он и был сыном мудреца Шерни. Она знала его много месяцев, но не знала, кто он, полагая его лишь одним из предводителей разбойников, который сильнее остальных.
А он был королем одного из великих краев Шерера.
— Прошу прощения, ваше благородие, — тихо сказала она. — Да, это твое королевство, и там правят твои законы. А я… Действительно, я всего лишь чудачка.
Она вышла из комнаты, такая поникшая и угрюмая, что ему на мгновение стало ее жаль.
Рано утром его разбудил отец.
— Раладан вернулся. К набережной причалили только два корабля, но уже все Агары знают о небывалой победе. Похоже, они отправили на дно сильную дартанскую эскадру и захватили суда, которые она конвоировала. Добычу привели с собой.
Громбелардский воин потер глаза.
Лысый как колено однорукий старик чертами лица нисколько не походил на сына — но зато дал ему в наследство свой рост. Кровать, на которую он присел, казалось, трещала под тяжестью двух великанов. Таменат — ибо так звали почтенного гиганта — был когда-то математиком Шерни, ученым, пытавшимся описать феномен Полос с помощью чисел. Но он изменил законам силы, которую исследовал, и ему остались лишь добытые за всю жизнь знания. Он больше не был мудрецом-посланником, Полосы его отвергли.