Брошенный вызов
Шрифт:
– Поедем в мой отель, – предложил Данте, но Саффи вынула из своей сумочки связку ключей и вручила их Топси.
– Лучше поезжайте в наш дом, там меньше посторонних.
– Ты никуда не пойдешь с этим мужчиной, – возразила Кэт. – Он несдержан. На Акрама он смотрел так, словно готов ударить. Что, если он ударит тебя?
Данте нервно поморщился:
– Я не собираюсь никого бить.
– Однако ты наорал на меня, когда я разбила твою машину, – обиженно напомнила Топси.
Михаил успокаивающе обнял жену за
– Топси уже взрослая, Кэт. Пора ей самой разбираться.
На улице Данте мрачно сказал:
– Ну у тебя и семейка.
– Но они очень меня любят, – возразила Топси. – Мне с ними повезло.
– С ними, но не с матерью. Я сегодня читал про нее в желтой прессе, – сообщил он, ведя ее под локоть к ожидающему лимузину. – Только благодаря этой статье я тебя и нашел. Моей матери ты оставила адрес квартиры Одетты, и там сейчас никого нет. Так ты пыталась скрыть связь с семьей?
Топси стало ужасно стыдно из-за того, что Данте знает об Одетте. Она специально не читала газеты, которые писали об аресте; достаточно было и того, что Кэт их читала, и прочитанное доводило ее до слез. Михаил умолял жену этого не делать, напоминая, что все неточные, но смачные подробности пишутся, чтобы шокировать, а не информировать.
– Я думал, что мне не повезло в родительской лотерее, – продолжил Данте, – но тебе, похоже, пришлось еще хуже.
– Что ты говоришь? У тебя замечательная мать, – удивилась Топси, садясь в лимузин и сообщая водителю адрес дома Захира и Саффи. Между водителем и пассажирами поднялась разделительная перегородка.
Данте стиснул зубы, глаза его стали похожи на зеленый лед под тенью черных ресниц.
– Речь не о матери. Мой отец использовал ее в качестве боксерской груши, – признался он явно через силу. – Но хуже всего то, что ему за это ничего не было, потому что мама слишком его боялась, чтобы сообщить в полицию. А когда у него развился рак мозга, она ухаживала за ним до последнего дня.
– А ты ничем не мог ей помочь?
– Я пытался. Она боялась, что кто-нибудь узнает о семейных порядках. Ей было слишком стыдно, она обвиняла во всем себя.
– Почему?!
– Она говорит, что никогда его не любила; он всегда это знал и ее ненавидел.
– Думаю, она была влюблена в Витторе, когда вышла замуж за твоего отца. И замуж она не хотела, так что он получил то, что заслуживал. Он использовал власть и деньги, чтобы получить ее.
Данте недоуменно нахмурился:
– Витторе? Как она могла любить Витторе, если вышла за отца в семнадцать лет?
Только тут Топси вспомнила, что не имела права этого говорить. Однако ей казалось, что Данте полезно узнать эту историю, чтобы понять силу связи между матерью и отчимом. Поэтому она рассказала ему все, что узнала от Софии.
Данте был поражен.
– Я не знал, что они были знакомы в юности. Почему она мне не рассказала? Они так быстро поженились… но если бы я знал эту историю, то не тревожился бы так.
– Теперь ты знаешь, – ответила Топси, думая, что София и Витторе в чем-то поспособствовали неприязненному отношению Данте к их браку. Если бы они были откровеннее, его взгляды могли бы быть другими.
– Теперь это не важно, – внезапно вздохнул Данте. – Но моя мать чуть не умерла во время беременности потому, что побои отца вызвали внутреннее кровотечение…
Топси безмолвно кивнула в сочувствии.
– Вскоре после этого я попытался вступиться за нее и ударил отца, но, к сожалению, тогда я был тощим подростком.
Топси предположила, что именно после этого его нашли у обочины избитым, и у нее сжалось сердце от мысли, что он вырос в такой жестокой обстановке. Она не могла простить ему Косиму и все еще не понимала, зачем он прилетел в Лондон. Однако теперь она лучше понимала характер Данте. Может, из-за несчастливого брака родителей и насилия в детстве он потерял способность глубоко любить… Но ведь он женился в двадцать один! Так почему она все время ищет оправданий его недопустимому поведению?
Отперев дверь дома, они вошли внутрь. Свет горел, и, судя по температуре, отопление было включено; видимо, Саффи позвонила и предупредила экономку о прибытии гостей. В камине горел огонь. Данте осмотрелся, остановившись перед большой коллекцией семейных фотографий на столике у окна.
– В вашей семье много детей, – заметил он.
Топси глубоко вздохнула:
– Данте?
Он обернулся, изумрудные глаза впились в нее с неожиданной силой, и его притягательность снова одурманила ее, как наркотик.
– Объясни мне, пожалуйста, что ты делаешь в Лондоне.
– Мне нужно было тебя увидеть, – заявил он.
– Но нам не о чем говорить, – ответила она напряженным от попыток сдерживаться голосом.
– Топси, ты мне дорога… – порывисто выдохнул он.
– У тебя странный способ это показывать, – скептически сказала она; все поведение Данте на балу демонстрировало пренебрежение ее чувствами. – До сегодняшнего вечера ты не рассказывал мне ничего личного. Даже о твоем прошлом браке я узнала от твоей матери. Ты сам говорил, что мы просто веселимся, но веселье кончилось. Все кончилось.
Под бронзовой кожей скул заиграли желваки.
– Я рассказал тебе об отце, чтобы смягчить дискомфорт из-за новостей о твоей матери. Я не привык о себе рассказывать. Не привык делиться личным с другими людьми.
– Это только подтверждает, что я не зря ушла.
– Но не я один храню секреты, – внезапно возразил ей Данте, и в зеленых глазах вспыхнула укоризна.
– Что ты имеешь в виду? – возмутилась Топси.
Данте вынул из кармана конверт и протянул ей.
– Это должно все объяснить.