Бросок на выстрел
Шрифт:
Я представил себе, как он сейчас ежится от проступившего холодного пота. И лихорадочно соображает: что делать? Проходит минута, вторая… Он хватается за телефонную трубку, потом кладет ее и стремглав покидает кабинет. Скорым шагом пересекает приемную и, когда секретарша открывает рот, чтобы что-то ему сказать, уже оставляет комнату.
«Мне сейчас звонили…» – без стука врывается Геннадий Викторович в кабинет к Олегу Дмитриевичу Колупаеву.
«Да ты что?» – шутливо спрашивает его Олег Дмитриевич. Он сегодня в хорошем расположении духа, и на его жизненном горизонте нет ни тени облачка. Он добродушно и насмешливо смотрит на Ионенко, ожидая дальнейших
«Мне только что позвонил кто-то, представившись Иваном Ивановичем Ивановым, – говорит Геннадий Викторович срывающимся голосом. – Он все знает про нас…»
«Что знает?» – быстро смурнеет Олег Дмитриевич.
«Все», – выдыхает Ионенко.
«Да говори ты толком, черт тебя дери!» – вскипает генеральный директор Колупаев.
«Этот, ну, кто мне позвонил, говорит, что знает, что мы… ликвидировали Левакова, – дрожащим голосом сообщает Ионенко. Слово «убили» он произнести не может, у него не поворачивается язык. – Звонивший говорит, что нам это не сойдет с рук и что он все расскажет полиции, если мы, ну, каждый из нас не отдаст ему по пятьдесят тысяч евро…»
Жизненный горизонт Олега Дмитриевича Колупаева затягивается черными грозовыми тучами. Хорошего настроения как не бывало. Не зря он чувствовал тогда, когда они закопали этого убитого ими случайно охотника, что свершившееся лишь начало большой беды…
Вместе с Геннадием Викторовичем Колупаев идет к Дунаеву. Они входят в шикарный, отделанный орехом и красным деревом кабинет председателя совета директоров.
В дорогом кресле, похожем на царский трон, Станислав Николаевич Дунаев. Он оживленно разговаривает с кем-то по телефону и довольно улыбается. Похоже, у Станислава Николаевича сегодня тоже радужное настроение, какое только всего лишь несколько минут назад было у Колупаева. «Сейчас ты перестанешь улыбаться», – думает с ненавистью и злобой Олег Дмитриевич. Ведь если бы они тогда, в охотничьем хозяйстве, сразу сообщили бы о несчастном случае с убитым охотником в полицию, сегодня ничего этого не происходило бы…
Станислав Николаевич ладонью левой руки делает приглашающий жест. Мол, проходите, ребята, садитесь, ждите. Чего в дверях толкаетесь, как не свои. Генеральный и исполнительный директора садятся в кожаные (но уже не царские) кресла близ стола Дунаева и терпеливо ждут, пока он закончит разговор. Время от времени Станислав Николаевич посматривает на серые лица соратников, и лицо его постепенно меняет выражение. Оно тоже сереет. Кажется, Дунаев догадывается, с чем к нему пришли Колупаев и Ионенко. Поэтому, закончив свой разговор по телефону, он тотчас спрашивает:
«Насколько все серьезно?»
«Серьезней некуда», – отвечает Колупаев.
«Рассказывайте», – приказывает Станислав Николаевич.
Олег Дмитриевич переводит взор на Ионенко.
«Несколько минут назад мне позвонил некто, представившийся Иваном Ивановичем Ивановым, – начинает говорить Геннадий Викторович. – Он сказал, что… относительно моего водителя Левакова он… все про нас знает, про нас троих, – повторяется Ионенко и выразительно смотрит на Дунаева. – И за свое молчание потребовал по пятьдесят тысяч евро с каждого из нас, иначе он все расскажет полиции. Деньги мы должны принести завтра в восемь часов вечера в то место, где мы порешили водилу. Это он сам так сказал, – добавляет Геннадий Викторович извиняющимся тоном. – Еще он сказал, чтобы мы ничего такого не предпринимали против него. Иначе нам – вилы…»
«Вилы?» –
«Вилы», – подтверждает Ионенко.
«Что ж, по крайней мере, мне все понятно, – старается держать себя в руках Станислав Николаевич, не выказывая особого беспокойства, и это у него, похоже, неплохо получается. – Этот Иван Иванович Иванов знает, что мы порешили водилу, знает, где это случилось. Значит, это свидетель, которого мы каким-то образом проглядели. Человеческий фактор сработал, мать его… И это крайне опасно для нас. Придется откупаться…»
«А где гарантия, Стас, что мы выплатим ему по пятьдесят тысяч и вымогатель после этого отстанет от нас? И через некоторое время снова не потребует денег? Где гарантия того, что мы у него все время не будем висеть на крючке? И где гарантия, что он, получив бабки, будет молчать?» – задает вполне резонные вопросы Олег Дмитриевич. На что Станислав Николаевич не менее резонно отвечает:
«Такой гарантии нет».
Геннадий Викторович Ионенко опять покрывается холодным потом и натурально дрожит от страха.
Колупаев темен и мрачен, как ночь в лесу.
Дунаев лихорадочно соображает…
Некоторое время вся троица мрачно сопит, изредка переглядываясь между собой.
Наконец Станислав Николаевич нарушает молчание.
«Надо его убить, – просто и без обиняков говорит он. – Встретиться с ним в особняке и, как он просит, передать ему деньги. Получив бабки, он немного успокоится и ослабит бдительность. А потом мы его убьем. И отвезем туда же, на Лесопильщиков пустырь. Ну, или за нас его убьют. По нашему приказу. Такие люди имеются на примете… Другого выхода я, признаться, не вижу. Поскольку, отдав деньги, мы не будем иметь никакой гарантии, что он не станет вымогать у нас бабки снова и снова…»
«Опять убивать?» – смотрит на Дунаева Олег Дмитриевич.
«А ты что, хочешь всю оставшуюся жизнь висеть у этого Ивана Ивановича Иванова на крючке? Я, к примеру, не собираюсь», – резко говорит Колупаеву Станислав Николаевич.
«Нет, меня на этот раз увольте», – отчаянно, но решительно выдыхает Геннадий Викторович.
Оба, и Дунаев, и Колупаев, удивленно смотрят на исполнительного директора Ионенко.
«То есть как это – увольте? – вопрошает Станислав Николаевич, высоко подняв брови. – Мы вместе замочили того охотника в калужских лесах и закопали… Потом ты вместе с нами убил своего водителя Васю Левакова… Причем бил ты его смертным боем, и даже шибче, чем били мы с Олегом Дмитриевичем. Помнишь? Мы тебя едва оттащили… Ты заплатил бабки за якобы несчастный случай в Чебоксарах с девицей твоего водилы Наташей Челноковой, то есть участвовал в заказе ее убийства. А теперь говоришь нам: увольте меня? Нет, дорогой друг, ты замазан вместе с нами одинаково. Так изволь и дерьмо хлебать наравне с нами. Сделав аборт, по волосам не плачут… Слышал такую народную поговорку?»
«Да не могу я больше. Извелся весь, ночи не сплю», – буквально молит Ионенко.
Но Дунаев неумолим:
«Все мы извелись, Геннадий Викторович, не только ты один. И чтобы впредь больше не метать икру по этому поводу, нам нужно от этого шантажиста Иванова избавиться. Раз и навсегда».
«Как, ты мыслишь, мы это сделаем?» – задает вопрос уже технического характера Колупаев. Олег Дмитриевич тоже не хочет больше никого убивать, но не видит иного выхода, кроме как побыстрее порешить вымогателя. И освободиться от тяжкого груза…