Брусиловская казна (сборник)
Шрифт:
29
Казанцев быстро нашёл место, где стояла его часть и дорогу, по которой он уходил от преследования врага. А дальше началась путаница.
Лес всюду был одинаков. Высоченные сосны с наполовину голыми стволами, между которыми то тут, то там – тоненькие, не так давно посаженные, берёзки. И бесконечные окопы, а также поросшие мхом воронки от снарядов как напоминание о прицельной работе вражеских артиллеристов.
Что здесь можно найти?
Только гильзы
– Значит так, – наконец набрался смелости Павел Алексеевич. – Вы были правы. Я – один из тех, кто принимал непосредственное участие в захоронении полковой казны.
– Я это давно понял…
– О ситуации было доложено высшему руководству страны, и оно приняло решение создать поисковую группу, в которую включены и вы. Пришло время вернуть народу его достояние.
– Правильное решение. Советская власть остро нуждается в деньгах. За них на моей родной земле возведут школы и больницы, купят сельскохозяйственные машины для облегчения труда простых землепашцев.
– А ты, оказывается, ещё и философ!
– Есть такой грех… В каком направлении вы двигались?
– Строго на юг.
– А теперь? Направо, налево или прямо? – спросил Ковальчук, остановившись у развилки дорог, хотя точно знал, по какой из них последовали тогда казаки.
– Точно не скажу, – тяжело вздохнул Казанцев, поражённый собственной неспособностью воспроизвести те давние события. – Скорее всего прямо…
«А надо – направо!» – в мыслях ухмыльнулся Иван, а вслух спросил:
– И сколько минут скакали лесом?
– Пять-семь, не более.
– С какой скоростью?
– Пешего хода… Впереди шёл воз с сундуком, так что перейти на рысь или галоп мы не могли…
– Понятно.
– Там были рвы. Канавы. И слева, и справа.
– Здесь они повсюду…
– Воронка… Мы её забросали землёй, но не до конца!
– Мы – это кто? – ухватился Ковальчук.
– Не всё ли равно? – горячо возмутился Казанцев. – Остальные давно мертвы.
– Понял… Вот, вы говорите, воронка… А вы знаете, сколько их здесь?
– Я не считал!
– Сотни, а может быть, и тысячи.
– Я посадил там молодую берёзку… Вот такую, – Павел Алексеевич провёл рукой по груди.
– Помилуйте… Четверть века позади! Теперь это не берёзка – берёзище! Десяти метров высотой.
– И что нам делать?
– Прекращать поиски… Доложим Белоцерковскому…
– Я сам доложу. Кому следует, ясно?
– Так точно, товарищ капитан!
30
В середине апреля на Волынскую землю наконец-то пришло долгожданное тепло.
Вода в Стоходе прогреться, конечно же, ещё не успела, но Ковальчука, уже много лет начинавшего утро под ледяными струями, это не страшило.
Оглядевшись
Опустившись под обрывистый левый берег, начал вслепую шарить по норам. Первый рак был с икрой, пришлось отпустить. Второй и третий оказались самцами. С короткими хвостами и мощными широкими клешнями. Чёрт, куда бы их положить?
– Что вы там мечетесь, как окаянный? – раздался из камышей бас Казанцева, засевшего с удочкой на деревянном помосте, сооружённом крестьянами для баб, привыкших полоскать в реке бельё.
– А, Павел Алексеевич… Доброе утро!
– Доброе… Повторяю: что вы ищите?
– Какую-то ёмкость, желательно – ведро.
– Зачем, если не секрет?
– Раки. Мы с вами сегодня будем лакомиться раками.
– О! Уважаю!
– Тогда быстрее… Вода, сами понимаете, ещё свежевата.
– Берите моё.
– Хорошо. Давайте сюда. Я буду печеровать, а вы – собирать.
– Слушаюсь!
Когда Казанцев подобрался поближе к ныряльщику, мозолистые руки Ивана с трудом удерживали чуть ли не десяток панцирных тварей, жаждущих вырваться на волю.
Ковальчук бросил их в принесённое ведро и нырнул в очередной раз. Аккуратную норку под травой посреди размывшего дно русла он заметил давно, однако проверять её с занятыми конечностями – не рискнул. И правильно!
По ладони скользнуло змеевидное тело. Налим!
Сейчас важно схватить его и придушить.
А кислород на исходе…
Ковальчук поворачивал туловище и так, и сяк, но в конце концов сумел занять удобное положение и, загнав рыбу в тупик, впиться пальцами в приплюснутую голову.
– Я думал, вы уже утонули, – равнодушно заметил Павел Алексеевич, когда над водой появилась макушка его младшего коллеги.
– Не дождётесь! – еле выдохнул Ковальчук и жестом показал Казанцеву, чтобы тот наклонил ведро поближе к воде.
Бултых!
И «недодушенный» налим заметался по замкнутому кругу.
– Что это?
– Единственная рыба семейства тресковых, которая водится в наших водоёмах…
– Ну и тварь! Килограмм – не менее… Как вы её взяли, ума не приложу?
– Кто на что учился!
– Как звать это чудовище?
– По-нашему – минёк, по-русски – налим. Слыхали?
– А как же? До войны я несколько лет служил на Севере… Там этой гадостью собак кормят.
– И зря… Вкуснее рыбы в наших реках не найти. А печень, печень!.. Пальчики оближете.
– Лучше осетринки всё равно ничего нет.
– Согласен…
– Да, кстати, Иван Иванович, вам Сабанеева читать приходилось?
– Нет. Кто это такой?
– Русский натуралист. Он путешествовал по стране, рыбачил и описывал свои приключения в путевых заметках.