Брюхошлеп
Шрифт:
Что-то в его позе беспокоило меня, и даже очень.
— Прости, что перебиваю, но не мог бы ты пристегнуться к креслу?
— Тебе мало того, что мы напялили скафандры?
— Мало. — И я очень тщательно пристегнулся сам.
— Ладно, как скажешь...
Медведь торопливо последовал моему примеру. Несмотря на свою озабоченность, я едва сдержал смех: ну и забавная же ситуация! Он считает сумасшедшим меня, а я, в свою очередь, его... Хотелось бы все-таки знать, у кого из нас двоих и вправду поехала крыша?
— К тому же — что? — вернул я Медведя к его прерванной фразе.
—
В воздухе возникло легкое колебание, и тотчас же у меня оборвалось дыхание и заложило уши. Не было ни сил, ни времени подумать, что происходит; я со стуком уронил шлем на горловину скафандра и быстро его привинтил. С громкой икотой воздух вырвался из желудка, с громким криком — из легких, вслед за тем жестокий рывок едва не сорвал меня с кресла... Но все-таки не сорвал, жесткая фиксация Бордмана — отличная штука! Вокруг был вакуум, мне в уши словно вгоняли иглы, в легких стояла пугающая пустота, но в мой скафандр вливался холодный воздух — я спасся и буду жить!
Осознав это, я быстро обернулся к Медведю и встретил его полубезумный взгляд.
Он надел шлем, но никак не мог его привинтить. Я с трудом оторвал его руки от шлема и в два счета исправил положение. Прозрачный пластик покрылся изнутри испариной, потом снова сделался прозрачным. На всякий случай я наградил Медведя крепким ударом по плечу, и он вцепился в меня так, словно боялся, что вот-вот упадет в бездонную пропасть... Отлично, мой приятель тоже жив, хотя все еще немного не в себе!
Мне трудно было его за это винить. Даже я, повидавший на своем веку много ужасного и невероятного, еще никогда не видел столь кошмарного зрелища!
Произошло нечто невозможное: корпус нашего корабля превратился в пыль, развеявшуюся в космической пустоте. Осталась рубка с ее негерметичными прозрачными стенами, передо мной светился пульт управления, над пультом завис полумесяц загадочной планеты и звезды, справа от меня — Медведь, полуживой, испуганный, за его спиной звезды, позади меня кухонный робот и склад провизии, шасси, плавник-радиатор и — снова звезды. От «МБП» остался один скелет!
В рекордно короткое время уложив в голове сей невиданный факт, я встряхнулся и включил шлемофон... Но не сразу придумал, что мне сказать моему спутнику. Не говорить же ему: «У нашего корабля пропал корпус, ты тоже это заметил?»
— Ты в порядке? — наконец спросил я.
— Да-а...
— Отлично.
Я обернулся к пульту управления и принялся воскрешать термоядерный двигатель. По-моему, кроме корпуса, с корабля ничего существенно важного не улетело. То, что крепилось к корпусу, крепилось и к другим предметам.
— Что ты делаешь, Би? — все еще отчаянно дрожащим голосом поинтересовался Медведь.
— Хочу вытащить нас отсюда. Конечно, ситуация аховая, но...
— Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем нам улетать?
Ясно! Все-таки спятил он, а не я! Брюхошлепы от природы хрупкие существа.
Я включил двигатель на самую малую
— Послушай, — как можно мягче произнес я. — У нашего корабля пропал корпус. Его нет! Он испарился, ты видишь?
— Да, я заметил. Но то, что осталось от корабля, по-прежнему мое?
— Да, конечно.
— Тогда я хочу приземлиться. Сумеешь меня отговорить?
Нет, все-таки он не спятил. Но и не шутил. Он был абсолютно серьезным.
— Шасси исправны, — продолжал Медведь, — Скафандры будут защищать нас от радиации в течение трех дней. Мы можем приземлиться, а через двенадцать часов тронемся обратно.
— Ты шутишь? — с последней надеждой спросил я.
— Нет. Мы добирались сюда два месяца. Если я сейчас поверну назад, то буду чувствовать себя полным идиотом. А ты?
— Я тоже. Но ты посадишь корабль только через мой труп.
— Ну хорошо, — теперь уже он говорил со мной мягко, как с больным ребенком. — Корпус рассыпался в порошок и разлетелся по ветру, и я отсужу у «Дженерал Продактс» все задние ноги, как только вернусь домой. Но ты можешь объяснить, почему он рассыпался?
— Нет.
— Тогда почему ты считаешь, что нам может что-то угрожать?
— Стало быть, садимся на эту планету и — МБП? В смысле — может быть, повезет?
— Ну да.
— Медведь... — после очень долгого молчания произнес я. — Ты учился на курсах пилотов?
— Разумеется.
— Вам читали лекции по теории ошибок?
— Кажется, нет. Небольшой курс истории космоплавания мы прошли...
— Значит, ты помнишь, что в первых полетах использовалось химическое горючее и что первый корабль, запущенный к астероидам, строился на окололунной орбите.
— И?
— Просто хочу напомнить тебе кое-какие подробности. На этом корабле летели трое. Когда их запустили, они облетели вокруг Земли по орбите, которая находилась внутри лунной, потом вышли за лунную орбиту и легли на свой курс. Через тридцать часов после запуска они заметили, что иллюминаторы делаются мутными. Концентрация пыли вокруг корабля была так велика, что частицы пыли царапали кварц. Двое астронавтов хотели продолжать полет, ориентируясь но приборам, и выполнить задание. Но командир велел запустить ракеты и остановиться. Не забывай, что материалы в те дни не отличались особой прочностью, по сравнению с современными, а техника, которой пользовались астронавты, не была как следует испытана. Они остановили корабль на окололунной орбите в двухстах тридцати тысячах миль от Луны, связались с базой и доложили о том, что происходит.
— Как тебе удается помнить такие мелочи?
— Эти истории крепко-накрепко вдалбливали нам в головы, подкрепляя их примерами из жизни. Некоторые случаи мы потом опробовали на своей шкуре... Знаешь, неплохо запоминается!
— Давай дальше.
— Астронавты сообщили, что у них затуманиваются окна. Сначала решили, что это просто пыль, во потом кто-то вдруг понял, что корабль прошел через одну из троянских точек Луны. Если бы корабль не остановили, он потерпел бы крушение. Пыль разорвала бы его на части! Мораль моего рассказа такова: все, чего ты не понимаешь, опасно, пока ты его не понимаешь.