Бубновый туз
Шрифт:
— Что он еще сказал? — потребовал Игнат.
— Сказал, передай ему, что… В общем, вы бы поостереглись его. Убить он вас хочет.
— Понятно, — хмыкнул Сарычев. — Только для меня это не новость.
— Вы зря так относитесь, — укорил его мужчина. — Я за свою жизнь разных людей встречал и могу сказать вам с полной ответственностью, что это очень опасный тип. Вы бы его поостереглись!
— Спасибо за предупреждение. Но если встречу его где-то на узкой дороге… Убегать не стану!
— Кто-нибудь видел, как освобождали
— Я видел, — отозвался все-таки мужчина в пальто.
— Та-ак, что вы видели?
— К клетке подошел мужчина с саквояжем. Ну, знаете, какие обычно бывают у сельских врачей. Он и сам был очень похож на доктора, спокойный такой… Достал из саквояжа какие-то инструменты и, поковырявшись немного в замке, открыл его.
— Как выглядел этот мужчина? Высокий, низкий, крупный, мелкий?..
— Роста он был такого, — приподнял свидетель руку на уровень лба. — Среднего. Упитанный такой. Пальто на нем было хорошее, из дорогого драпа. А так вида простого, встретишь такого на улице и не обернешься.
— Узнать смогли бы?
Заметно поколебавшись, мужчина ответил:
— Думаю, что да.
— Вы хотели бы еще что-то добавить?
— Право, не знаю, стоит ли?
— Стоит, — уверил Сарычев.
— Когда чекисты на перрон спустились, то этот арестант, ну, что в поезде ехал…
— Понимаю.
— Велел одному из них «Яблочко» танцевать. Сказал, что, если не станцуешь, пристрелю.
— А тот что?
— Станцевал… Потом он велел другому плясать, а когда тот не согласился, застрелил его.
— Вот оно как… Вы нам очень помогли.
— Знаете, на улицу страшно выйти. Считаю своим долгом.
«Студент» отирался здесь же — негромко давал наставления круглолицему коротышке в матросском бушлате.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что морячок воспринимал новое начальство, как чужеродный социальный элемент. Держался с достоинством, выставив на обозрение тельник, будто сам отдавал распоряжения. Легкий кивок головы свидетельствовал о том, что он снизошел до «студента». На нижней, слегка оттопыренной губе обозначилась брезгливая морщинка: «Да такими чистоплюями все балтийское дно усыпано!»
Не так «студенту» следовало бы разговаривать с ними, а пожестче! Вежливое обращение такими типами воспринимается как неуверенность в себе и слабость.
Придется растолковать. Сарычев движением пальца поманил к себе «студента». Тот охотно повиновался.
— Тут вот какое дело… Только без обид, Дима, договорились?
— Разумеется.
— Какое твое происхождение?
— Из дворян, — стиснув зубы, выдавил «студент», как будто бы озвучил какую-то гадость.
— Оно и видно. Ты бы спрятал, что ли, свою студенческую тужурку. Надел бы что-нибудь другое, гимнастерку, например.
— Для чего?
— Какой ты непонятливый! Чтобы лишних вопросов не возникало! И забудь ты свое «будьте любезны»! Это тебе не университетский курс. Ты — начальник, а они — подчиненные. Ты меня хорошо понял?
«Студент» обиженно насупился. Значит, все-таки проняло.
— А как же товарищ Дзержинский?
— Что — «товарищ Дзержинский»? — озадаченно спросил Сарычев.
— Он ведь тоже из дворян.
— Чудак-человек! — искренне удивился Игнат. — Ты себя с Дзержинским-то не равняй! Ты еще не родился, а он уже в партии состоял. И не в обиду тебе будет сказано, характер-то у него покрепче твоего будет. Тебе приходилось встречаться с товарищем Дзержинским?
Дмитрий отрицательно покачал головой:
— Не доводилось.
— Ну вот видишь… А мне частенько. Он одними глазами уничтожить может!
— Кажется, я вас понял, товарищ Сарычев.
— Вот и хорошо. А теперь отпускай всех свидетелей, только не забудь их адреса переписать. Могут еще понадобиться. Да, еще вот что, позови мне этого плясуна.
— Этот плясун — начальник конвоя.
— Ах, вот оно как… Ладно, разберемся. Потом нанесем визит начальнику станции и спросим его напрямую: почему не было охраны?
Через несколько минут Дмитрий появился в сопровождении крепкого молодого мужчины с приятным располагающим лицом.
— Рубцов, — коротко представился подошедший.
Фамилия показалась знакомой.
— Сарычев…
— Вы мой начальник, товарищ Сарычев. Я ведь тоже из московской Чека.
— Почему я вас не видел раньше?
— В Чека я всего лишь месяц, переведен из уголовного розыска. Но все это время, по личному распоряжению товарища Петерса, занимался этапированием заключенных в концентрационные лагеря для принудительных работ.
— Понятно… Значит, вы начальник конвоя?
— Да, — потупив взгляд, ответил Рубцов.
— Как же это так произошло?
— Сначала остановился поезд… Мы думали, что случились какие-то неполадки. Остановка-то незапланированная. А потом вдруг со всех сторон налетели бандиты. Повыбивали стекла, начали стрелять, ворвались в двери. Мы пытались отстреливаться, но это было бесполезно. Такая пальба поднялась, что голову невозможно было поднять! Все как-то внезапно произошло, — добавил он в свое оправдание.
Открытый взгляд, располагающее лицо. Все при нем! И вместе с тем здесь было что-то не так, чего-то не увязывалось. Но вот что именно — Сарычев понять не мог.
Первое впечатление непростое, как будто бы начальник конвоя чего-то недоговаривал.
— Сколько их было человек?
— Много! Думаю, что человек тридцать, а то и больше.
Рассмотрев тельняшку, проглядывающую у ворота через расстегнутую пуговицу, Игнат спросил:
— Где служили?
— На Балтике.
— Вот как. И я там же. На каком судне?