Бубновый туз
Шрифт:
— Где тут, — только простонал Колька. — Хотя постой… Помню, что кожанка на нем была… Такая, какую чекисты носят. Я только головой успел слегка дернуть, ладно хоть живой.
— Машина — вещь приметная, просто так ее не спрячешь. Узнаю, что кто-то из своих, — убью!
— Да где их теперь разыщешь, — безнадежно махнул рукой Егор. — Заприметили нас, когда мы сюда подъезжали, вот и увязались.
— Ладно, чего лежишь? Простудишься! Нас на блатхате девоньки ждут.
Глава 7 ЖИГАНСКАЯ МАЛИНА
— Так куда мы сейчас топаем-то?
— На Ивановскую горку, — сообщил Егор Копыто. — Извозчика бы не помешало.
— Сейчас ни один из них туда не поедет. Стремно!
Высокий склон круто уходил к Китай-городу, Яузе и Москве-реке. Улочки в низине извилистые, коротенькие, в них всегда можно было без труда затеряться в случае опасности.
Район был отчаянный, жиганский, и даже в самое трудное время здесь можно было отыскать майданщика, который рискнет взять любой стремный товар.
Заповедное место жиганы берегли, а потому никогда не сбывали товар на близлежащем рынке. Если где и можно было его увидеть, так на Хитровке или вот еще на Сухаревке.
Внутри у Кирьяна сладко щемануло, остановившись, он с минуту созерцал ночной город. Крыши домов, посеребренные полнолунием, выглядели особенно нарядными. Красотища-то какая! Вот так все бегаешь куда-то, от чекистов прячешься, а чтобы душу красотой залечить — все времени не находишь.
И вновь город накрыл мрак — порадовала луна светом, да и спряталась за кучерявые облака, будто чего-то устыдившись.
Метрах в тридцати мелькнула чья-то фигура, заставив возвратиться в действительность. Теперь Фартовый понимал, что каждый их шаг умело контролируется. И окажись они не те, за кого себя выдают, то вряд ли им удалось бы выбраться отсюда живыми. Не одна безвинная душа сгинула в закоулках Хитровки. Благо, есть где замолить грехи — рядом, в Подколокольном переулке, стояла часовенка, пользующаяся немалой популярностью у коренных хитрован. После смертоубийства, когда душа истомится от божьего укора, можно завернуть в храм. А там выходи, как вновь рожденный!
Глядишь, душа и освободится для нового злодеяния.
Прошли мимо бродяги, сидящего на ступеньках полуразрушенного дома. Всмотревшись в полуночных гостей, он приподнял ветхую шляпу и, обнажив в уродливой улыбке беззубый рот, проговорил:
— Господа, грошик на курево не подадите?
Сунув рубль в открытую ладонь, Кирьян двинулся дальше.
— Благодарствую, мил человек, — крикнул вдогонку нищий.
Луна, пробившаяся сквозь тучи, осветила хитроватую физиономию бродяги, не помнящего родства. Он был не так пьян, как могло показаться на первый взгляд. Один из тех, кто стоял на страже Хитровки. Едва Кирьян прошел, как он поднялся и пошел следом.
Вошли в темный узкий переулок. Еще одна тень пересекла дорогу, да и скрылась в проходном дворе.
Оставшись на углу, Егор Копыто некоторое время всматривался в темноту, пытаясь определить только ему одному ведомые знаки, и, не обнаружив ничего подозрительного, объявил:
— Все, пришли! Ждут нас!
Жиганы научились конспирации, а потому и само здание, и блатхата, находящаяся на самом верхнем этаже, были выбраны весьма продуманно. Из окон, выходящих на три стороны, хорошо просматривались все подходы, а если уголовке вдруг захочется организовать облаву — даже если они перекроют всю округу, — то всегда можно найти лазейку в здешнем хиросплетенье дворов, проулков, сквозных подъездов.
Безопасность жиганы ценили.
Но обычно о рейде чекистов они были осведомлены заранее, и на всех путях их возможного передвижения выставлялись дозоры — беспризорники за пару папирос готовы были исполнять любой наказ паханов. Подсобляли и бродяги, не помнящие родства, с этими расплата была иной — следовало уважить и поднести шкалик.
Огромный дом представлял собой сложнейший лабиринт с многочисленными переходами и тупиками, разобраться в котором мог только его давний обитатель. Следовало потрудиться, чтобы отыскать выход. На первом этаже у входа обычно отирались бродяги, снимая за копеечку койку, — им в случае милицейской облавы полагалось создать толчею в переходах, чтобы жиганы успели выскочить через черный ход и раствориться незамеченными.
Кирьян с Егором вошли в дом, и скрипучие половицы тут же оповестили об их прибытии. Из ниоткуда, будто бы отделившись от стены, вышел домушник Илья Захаров. Малый незлобивый, вот только разве когда перепьет, может прибить за нелестное слово. Собственно, потому и отбывал бессрочную, пока наконец большевики не «разморозили» камчатскую каторгу.
Полтора года он добирался до Москвы, где прибился к крепкой маханше, содержательнице притона. На большие дела он уже не выходил, но не упускал случая, чтобы подстеречь в темном углу какого-нибудь залетного богатенького барина.
Собственно, тем и жил.
— Здравствуй, Кирьян Матвеевич, — произнес домушник, сняв с головы картуз. — Давненько тебя не было видно.
— Хм… Здравствуй, Илья… Муромец! Ха-ха-ха! Меня могло и совсем не быть. Большевички-то легки на расправу. Раз-два — и к стенке!
— Все готово? — по-деловому спросил Егор Копыто.
— А то! — всерьез обиделся домушник. — Такого гостя привечаем — и не быть готовым! Нам уже сообщили. Я пришел, чтобы у дверей тебя встретить.
— Ну спасибо, брат, уважил! — дружески хлопнул Кирьян домушника по плечу. — Пошли!
Вошли в длинный коридор, по обе стороны — комнаты, за которыми шла незатейливая жизнь. Из-за ближайшей приоткрытой двери раздавался тонкий девичий смех, подхваченный мужским гоготом. В конце коридора раздавались громкие проклятия, вслед за которыми послышался звон разбитой посуды. Но в драку никто не встревал — не детвора, разберутся сами.
Миновали первый этаж, поднявшись на второй, остановились перед угловой комнатой. Илья Захаров весело подмигнул, после чего решительно распахнул дверь.